— Нойман, ты же знаешь, меня эта ерунда не интересует. — Однако тут я вспомнил о фрау Хайне, моей клиентке и ее сыне. — Подожди, как зовут этого еврея?
Нойман назвал мне имя и расплылся в улыбке. Зрелище, надо сказать, получилось отвратительное. Примитивное существо, не сложнее известковой губки. С ним надо действовать прямо и грубо.
— Если я услышу, что эту «подводную лодку» выловили, я не буду ломать голову над тем, кто ее заложил. Я тебе обещаю, Нойман, что приду и сам расковыряю твои мутные глазницы.
— Что это на вас нашло? — заскулил он. — С каких это пор вы стали еврейским ангелом-хранителем?
— Его мать — моя клиентка. И прежде чем забыть навсегда, что слышал о нем от кого-то, ты выложишь мне все, что знаешь. Где он прячется?
— Хорошо, хорошо. Но вы поможете мне деньгами, правда?
Я вытащил свой бумажник, протянул ему двадцать марок и записал адрес, который Нойман мне продиктовал.
— Даже навозный жук испытывал бы к тебе отвращение, — резюмировал я нашу сделку. — Ну, так что же ты скажешь о взломщике сейфов?
Он посмотрел на меня с раздражением.
— Послушайте, я же сказал, что ничего не знаю.
— Лжешь.
— Честное слово, господин Гюнтер, не знаю я ничего. Если бы знал, я бы вам все рассказал. Мне же нужны деньги, правда?
Он с трудом проглотил слюну и вытер пот со лба, причем его платок, если исходить из позиций гигиены и санитарии, представлял безусловную опасность для здоровья граждан. Избегая смотреть мне в глаза, он раздавил сигарету в пепельнице, несмотря на то что докурил ее только до половины.
— Твое поведение как раз говорит о том, что тебе что-то известно, но ты это скрываешь. Мне кажется, тебя запугивают.
— Нет. — Интонация была на редкость невыразительной.
— Ты когда-нибудь слышал об отделе, который занимается гомосексуалистами?
Он молчал.
— Когда-то мы были коллегами, если можно так выразиться, и если я вдруг узнаю, что ты от меня что-то скрываешь, я шепну этим ребятам словечко. Скажу им, что ты вонючий гомик и что по тебе плачет сто семьдесят пятая статья.
Он посмотрел на меня с удивлением и возмущением одновременно.
— Неужели я похож на голубого? Нет, я не гомик, и вы это знаете.
— Я-то знаю, но они этого не знают. И как ты думаешь, кому они скорее поверят?
— Вы этого не сделаете. — Он сжал мою кисть.
— Насколько мне известно, левшам в концлагерях приходится туго.
Нойман мрачно уставился в свою чашку с кофе.
— Вы гнусный ублюдок, — выдохнул он. — Вы обещали пару сотенных и еще сверх того.
— Сотню плачу сейчас и две потом, если все подтвердится.
Он заерзал на стуле.
— Вы не знаете, о чем вы меня просите, господин Гюнтер. Речь идет о бандитском картеле. Они же меня пришьют, не задумываясь, если узнают, что это я их наколол.
Картелями назывались Союзы бывших заключенных, чья цель, если говорить официально, заключалась в оказании помощи, правовой в том числе, в процессе их возвращения в общество. Эти Союзы были своего рода клубами, в их уставах занятия спортом и вечеринки были зафиксированы как основные формы общественной деятельности. Бывало, что Союзы устраивали роскошные обеды — все они обладали серьезными финансовыми средствами, — на которые в качестве почетных гостей приглашались видные адвокаты и полицейские чиновники. При всем том за респектабельными фасадами скрывалась организованная преступность в самом что ни на есть натуральном обличье.
— О каком Союзе ты говоришь?
— О «Германской мощи».
— Ну, эти никогда не узнают, кто их выдал. Кроме того, такой силы, как раньше, у них сейчас нет. В наши дни процветает только один картель — партия национал-социалистов.
— Гомиков и наркоманов немного поприжали, — сказал он. — Это так, но клановые картели по-прежнему контролируют игорный бизнес, валютные дела, черный рынок, изготовление паспортов, мошенничество со ссудами и перепродажу краденого. — Он снова взял сигарету. — Поверьте мне, господин Гюнтер, они по-прежнему в силе. Не дай вам Бог перейти им дорожку.
Он наклонился ко мне и понизил голос:
— До меня даже дошел слушок, что они замочили одного старого юнкера[24]
, который работал на самого Премьер-министра. Как вам это понравится? Полицейские даже не подозревают, что его прикончили.Я порылся в памяти и вспомнил имя, которое я выписал из адресной книги Герта Ешоннека.
— А имя этого юнкера случайно не фон Грайс?
— Не слышал, чтобы кто-то называл его по имени. Все, что я знаю, это то, что он мертв и что полиция ищет труп.
Нойман небрежно стряхнул пепел в пепельницу.
— А теперь расскажи мне о взломщике сейфов.