Мартовские колокола

— Аня, тебе надо успокоиться. Пойдём, я тебе накапаю…

Злой взгляд в ответ. Почему? Раньше она никогда не смотрела так на брата.

— Ты не был, когда папу…. Когда…

— Но ты же знаешь, почему.

— Знаю. — вздох. — … а другие пришли, весь город. Так много речей говорили…

Что он мог ей ответить? Мать не дала телеграммы — знала, что у Сашеньки, старшего, важная курсовая работа по биологии, что идёт на большую золотую медаль.

Медаль он получил. Золотой кружок. Нет, правда, золотой — без обмана, без всякой позолоченной меди. Не так уж и много за него дали в ломбарде…. только–только, чтобы хватило на динамит…

Но — отца зарыли без него. И вот Аня, её взгляд.. скомканный платок, сжатый в исхудавшей ручке. Подняться по лестнице, открыть дверь и наткнуться на взгляд её непростивших глаз…

— Аня, уже поздно. Шла бы спать…

— А завтра ты так же поздно придёшь? — взгляд уже не злой, а жалкий. Как же не хотелось возвращаться сюда.. и завтра не захочется….

Сон не шёл — но поспать надо непременно, завтра очень трудный день. А под вечер, как назло, ещё и встреча с этим… Войтюком? Да, его привёл на собрание Радзиевич. Войтюка он привёз из Москвы, познакомился через тамошних товарищей. Откуда сам Войтюк? Из Ковно? Верно, из Ковно, Янис рассказывал. Новоприбывший интересно говорит, но осторожен в словах, стоит завести речь об остром, больном, святом — молчит и будто что–то прячет за пазухой. И — тоже глаза. Пронзительные, злые, всё видят насквозь…

Папа в Симбирске любил охотиться. Такими были его глаза, когда он целился из ружья. Только вместо азарта у Войтюка — ненависть.

Страшный взгляд. Не приведи господь стать врагом человека, который смотрит на мир такими глазами….

Ладно. Это — потом. Спать…

Стук в дверь. Надо встать, открыть… нет. Сил нет и желания тоже. Вообще ничего не хочется…

Дверь скрипнула, в проёме засветилось. Хозяйка — идёт, с накинутым на плечи пуховым платком, неся перед собой лампу. Отсветы её разогнали темноту, и та тенями расползлась по углам, втянулась в щели между стопками книг, стекла на пол, под комод и кровать.

— Что с вами, Саша? Вы плохо себя чувствуете? Знаете, Аня весь день сегодня проплакала и ничего не ела…

— Да, спасибо, я знаю. А со мной всё в порядке, не волнуйтесь…

— Вы какой–то странный стали — что–то переменилось в вашей жизни. Я права? Раньше вы не сидели вот так, в темноте… может быть, у вас стряслось что–нибудь?

— Ну что вы… — вежливо, слегка зевнув для достоверности, — … что же со мной может стрястись? Просто нравится думать в потёмках — голова лучше работает.

Враньё. Голова в последнее время вовсе не работает… только и хватает сил, чтобы прятаться в темноте…

Там, под шкафом, в старом фанерном чемодане с отодранным жестяным уголком ждёт своего часа — она. Бомба. То есть — пока ещё это только свёртки, динамит в промасленной бумаге. Его много — чтобы хватило не на один снаряд. Ведь метальщиков будет несколько — Василий Осипанов, потом его тёзка, Вася Генералов, и третий — Пахом Андреюшкин, весельчак, балагур… Должен был быть ещё и Петя Шевырёв, но он болен чахоткой, пусть едет в Крым, так решено. Остальные — сигнальщики.

Его же задача — начинить снаряды смертью. Впрочем, почему смертью? Свободой. Не будет в России ни свободы, ни социализма, пока жив царь.

Как же отвратительна тупая, ничем разумным не ограниченная, самодовольная власть этого похожего на медведя человека над громадной страной, богатства которой могли бы сделать счастливым и сытым всех, кто родился на её территории и живёт в её границах. Эта власть, одного над судьбами миллионов, обращает в прах любые самые прекрасные начинания, тормозит развитие общества как грязь, в которой по ступицы увязли колёса экипажа.

Нет. Не смерть. Динамитные снаряды будут начинены свободой равенством и братством — и вспышка взрывателя просто высвободит их из тесной темницы, изобретённой шведом Нобелем и распределит бешеным разлётом газов по всей стране…

Но свобода его изготовления — это не только динамит. Еще и яд. Надо было вырубать из свинца ровные кусочки и сгибать их — получались эдакие «шрапнельные пули», которые другие нашпигуют потом стрихнином. Не он; он техник, его дело — поместить Свободу в жестяной цилиндр вместе с отравленными пулями, потом вложить их в другие цилиндры, картонные — и оклеить коленкором. В крышке будет отверстие — для запала. Всё продумано, тщательно нарисовано на схемах; только самих цилиндров ещё нет — их принесут через несколько дней.

А пока — взрывчатое вещество. Азотная кислота и белый динамит — его собственный рецепт, его секрет. Его Свобода… отравленная стрихнином.

Нет, к чёрту! Все правильно. Царя надо убить. Пусть все видят — борьба продолжается, революция не сложила оружия, в России есть еще те, для кого избавление родины от несчастий дороже и сытости и самой жизни….

— Но, Сашенька, как же так? Я стала замечать, что к вам совсем перестали приходить друзья. Раньше вы так часто собирались, веселились, шумели по вечерам… помните, я даже журила вас иногда?

— Мне нужно заниматься, до конца курса всего три месяца, нет времени.