Мартовские колокола

В самом деле – не мог же кадет разъяснять барышням, одна из которых к тому же его кузина, истинного происхождения этого прозвища! А виной всему был желтый цвет билетиков, по которым кадеты третьей роты отправлялись на увольнение. Этому цвету, схожему с окраской паспортов девиц легкого поведения, и была обязана третья рота такими вот обращениями.

Впрочем, традиции традициями, а причиной частых увольнений стала не тяга к обществу симпатичной Марины, а его интерес к воинским приемам, продемонстрированным на маневрах Троицко-Сергиевского батальона. Варе припомнилось, что во время прошлой его увольнительной Марина рассказывала о том, как ее кузен вместе с Иваном и кем-то из офицеров, принимавших участие в том примечательном действе, задумали создать при Николкиной гимназии кружок атлетики и гимнастики. Узнав, что там будут в числе прочего обучать и невиданным воинским приемам, Сережа (не без помощи Корфа и штабс-капитана Нессельроде) добился от корпусного начальства разрешения посещать «штатский» кружок. Так что Марина, оказывается, принесла молодому человеку расписание занятий.

– Скажи, Серж, – спросила Варя, – а зачем вам эти военные игры? Ну Николка, гимназисты – это я понимаю. Но ты ведь будущий военный, вас и так этому учат. Неужели в корпусе мало занятий?

– Нас учат совсем другому, – покачал головой кадет. – Маршировка, строевые приемы, военная история, география, фехтование. Еще химия с физикой, конечно, языки… не спорю, все это необходимо будущему офицеру, но… как бы вам объяснить, Варенька? Тогда, на маневрах, я поставил себя на место офицеров Троицкого батальона. Ведь они, поверьте, отлично знают свое дело – все то, чему учат и нас. К тому же некоторые из них даже участвовали в настоящей войне! Но барон Корф со своими товарищами справились с ними… как со слепыми щенятами! Вам не понять, какой это был разгром, – но я-то ясно видел, что они делали со своими противниками что хотели, а те не в силах были что-то предпринять. Вспомните сами – пятеро против семнадцати, причем трое из этих пятерых – мальчишки, не старше меня! Я тоже хочу так научиться!

– Но разве вас плохо учат? – удивилась Марина. – У вас же преподают настоящие офицеры! Вы сами рассказывали про ротного начальника, капитана Прянишникова, что он герой Плевны…

– Вот именно! Он тоже был на тех маневрах, я разве вам не рассказывал? Господин капитан подвез меня потом до училища и всю дорогу восхищался этими мальчишками, а под конец заявил, что если бы у него под Плевной была хотя бы рота таких бойцов… – и Сережа махнул рукой. – Господин капитан, возможно, несколько преувеличил, но все равно нас ничему подобному не учат. А как Роман справился со штабс-капитаном, помните? Прямо как гурон из «Открывателя следов»[37] – ножом! Да и как у нас учат… – продолжал Сережа. – Вон ваш, Марина, кузен вместе с этим молодым человеком, Яковом, как ловко ту мортирку освоили! А у нас, поверите ли, даже присловье такое в ходу: «Самое страшное в пехоте – артиллерия». Артиллерийское дело, знаете ли, нелегко дается… – и Сережа тяжело вздохнул.

А вздыхать ему было с чего. Кадету припомнился капитан, преподававший в корпусе непростую артиллерийскую науку. Большинство воспитанников, видевших свое будущее в кавалерии или пехоте, премудрости этой не жаловали, а потому боялись этих уроков, наверное, сильнее, чем опасались бы на войне мортирной бомбы.

«Кадет, чем же пушка отличается от гаубицы?»

Господину капитану весело – смотрит, как кадет молчит у доски, и улыбается. А кадету каково? А полковник знай продолжает:

«А какова траектория?..»

Кадет уж и куда деться не знает – то бледнеет, то краснеет. А капитан превосходно себя чувствует:

«Кадет, раз уж вы говорить вдруг разучились, так, может быть, нам споете?»

А кадет и петь не умеет. И уж тем более не знает кадет ничего ни о траекториях, ни о взрывчатых веществах…

«Следующий!»

И развеселившийся, довольный капитан, широко улыбаясь, ставит страдальцу ноль…

– В общем, не учат нас таким вещам, милые барышни, – отвлекся от невеселых воспоминаний Сережа. – Вот и хочу я, пока есть такая возможность, подучиться тому, чего в кадетском корпусе не покажут, спасибо капитану Прянишникову, что разрешил и весьма даже одобрил. Думается, в будущей военной службе мне эта наука не помешает.

– Ну что вы, право, Серж, все о службе да о военном деле! – капризно надула губки Марина. Ей не нравилось, что внимание молодого человека посвящено постороннему предмету. – Вот вы лучше скажите – вы к нам на бал собираетесь?

– На какой? – переспросил Сережа. – Святочный, должно быть? Но это еще не скоро, больше трех месяцев.

– Да, святочный, а заодно – бал в честь дня основания нашей гимназии – ну то есть воспитательного дома для дочерей офицеров, погибших в балканскую кампанию, – поправила кузена Варя. – Неужели забыл? Ты же в позапрошлом году был у нас, еще до того, как в корпус поступил! Мы с Овчинниковой совсем маленькими тогда были…

– Да… – хихикнула Марина. – Помню, какие у тебя банты были, – прямо головы за ними было не различить!