Оля скрылась, и слезы вновь хлынули из глаз, оставляя блестящие ручейки на щеках. Почему мир так жесток? Почему люди так зацикливаются на обидах и готовы проклинать друг друга ради нелепой гордости? Да, она поступила ужасно, но ведь не она разрушила семью? Она всего лишь один раз ошиблась, поддалась слабости и изменила.
А он? Разве он не изменил ей, изменившись? Ленивое тело на кровати, бесконечная щетина и едкий перегар. Постоянное желание секса, короткого и вялого как давно потерявший силу член. Он перестал говорить ей слова любви, перестал видеть в ней женщину, перестал быть мужчиной, которого она когда-то любила. За которого была готова умереть. Обезображенная ленью и пьянством пародия на Валеру — дурной пример для дочери, источник страдания для жены. И каждый день — серый и душный, словно в железной клетке. Она прощала ему все, а он? И из-за одной ошибки он разрушил семью, да еще и выложил видео с ней и… с ним в интернет. Она умоляла его простить, клялась, что больше не предаст. Полазала в ногах, но он все равно ушел. Не дал и одного шанса все исправить — значит никогда не любил. Ни ее, ни дочь.
***
Благородный рыцарь сразил зверя и теперь торжествовал победу над всем плохим на земле. Павлик играл сосредоточенно, полностью уходя в мечты и фантазии, оживляя игрушки. Среди дорогих кукол, машинок, самолетиков, цветных раскрасок он творил свой собственный мир. Мир, где жучит ручеек и птички порхают, пролетая сквозь перистые облака. Нежась в сиянии золотистых лучей улыбающегося солнца. И он был там героем, спасающим мир наравне с его любыми супергероями.
— Бах! — крикнул мальчик, стреляя из игрушечного пистолетика в камеру. Папа не дал пульки, но воображение нарисовало грохот выстрела и разлетающиеся осколки пластика. — Мама! Мама, я ковбой! Иди, посмотри! Мама!
— Я занята, зайка! — крикнула Маша из соседней комнаты. — Чуть позже подойду. Поиграй пока без меня, хорошо?
Павлик грустно вздохнул и бросил искрящийся взгляд на гамак. Весь день он качался на нем, падал, смеялся, снова залезал, представляя себя воином, штурмующим город врага. Отважно взбирающимся по лестницам под градом стрел и копий. Воображение захватило Павлика. Он схватил лежащий на полу пластмассовый мечик и полез на сетку. Хотелось встать во весь рост и, точно игрушечный солдатик из его коллекции, поднять меч вверх, призывая силу Солнца!
Павлик полез, путаясь носочками в сетке. Воображение полностью покорило, пальчики цеплялись за арматуру, помогая ногам подниматься все выше и выше по сетке. И вот, великий герой покорил стену и, едва удерживался на сетке. Носочки скользили, он едва не падал и алый глаз камеры сосредоточенно следил за его триумфом.
— Я — герой! Я…
На детский планшет пришло обновление. Маленькое сообщение, принесшее с собой звонкий и озорной смех и бой барабана. Паша отвлекся, вздрогнул и левый носок скользнул по капрону. Паша раскрыл рот, понимая, что резко летит куда-то влево, путаясь в сетке. Край глаза уловил приближающееся серебристое сияние стальной арматуры — железного кольца, фиксирующего сети гамака.
«Я — герой!»
Громкий звон и прекрасный мир рек, птиц и солнышка, мир героев и отваги погас.
— Павлик, ну что там… О Господи Паша! Господи!
Акт III
Андрей стоял посреди комнаты будто пьяный, все еще сжимая телефонную трубку. Не хотелось сидеть, не хотелось раздеваться. Вместо мыслей — белый шум, лишенный смысла. Стоило хоть на миг перестать смотреть в стену, как в память вставали холодные, полные осуждения глаза врача.
Больница. Вонь лекарств, тухлой каши и доживающих последние годы стариков. Обшарпанные стены, люминесцентные лампы на потолке, горящие через одну и плакаты «Здоровье», больше похожие на горькую насмешку. Кругом скрюченные, сгорбленные, безобразные, чахлые — обреченные. Но он видит только папку в руках у высокой, худощавой женщины в белоснежном халате, с зеленовато маской на лице.
«Черепно-мозговая травма, — сказала Валентина Андреевна. Городской хирург.
— С ним все будет хорошо? — дрожащим голосом спрашивал Андрей, стоя у операционной. Колени дрожали, во рту пересохло.
— Сложно сказать. При таких травмах последствия могут быть самыми различными, — ответила доктор. — Мы вправили кусочек кости и сделали все, лишь бы минимизировать ущерб, но… остальное в руках Господа.
— В руках Господа? — чуть не подавился слюной Андрей. — Я думал у вас тут больница, а не центр помощи Святым духом?!
— Не надо повышать здесь голос, Андрей Николаевич, — властно осадила его хирург. — Доктор Ремезов — настоящий виртуоз своего дела. Он оперировал вашего сына четыре часа, без перерыва. Уверяю, нет во всем регионе специалиста лучше.
— Я понимаю, — сокрушенно ответил Андрей. — Простите.
— Прошу меня извинить — ждет работа, — холодно отчеканила врач и скрылась из виду.
Точно пьяный, Андрей побрел в приемный покой. Он шел к выходу и мир казался пепельно-серым, лишенным красок. Весь путь домой — звенящая тишина в голове, дрожь и тихая, сверлящая боль в сердце.
«Паша… Господи, за что».