— Я не подписывал никаких контрактов и не давал никаких согласий, Обезьянка. Хочу, чтобы ты знала. Предложение есть. Но свое “да” на него я не скажу, пока не буду уверен в двух вещах: что ты со мной и что мы улетаем вместе.
Я тихонько вою:
— Ар-р-рсений! Давай сбросим скорость, пока наш болид снова не перевернулся на этой трассе под названием “все, блин, серьезно”! Не наваливай мне на плечи такой ответственности. Я только-только приняла тот факт, что наши отношения отныне не ограничиваются исключительно сексом!
— Я не наваливаю на тебя ответственности, просто сообщаю, что без тебя никуда не уеду. Это должно было тебя успокоить, разве нет?
— Нет, — бурчу. — Это бесит!
— Недолго длилось наше перемирие, — закатывает глаза Арс. — Мы опять ругаемся, блть.
— Белый флаг сгорел, я пошла за гранатами!
— Ладно. Понял.
— Что ты понял?
— Иди-ка сюда…
Опомниться не успеваю, как Бессонов закидывает меня на плечо и решительно тащит вон из кухни. Широкими шагами топает в сторону спальни.
— Ты что задумал? — бью ладошкой по его ягодице. — Эй!
— План “А” провалился, переходим к плану “С, Г, Д” — совместный горячий душ. Или “Г, С, Д” — горячий секс в душе. Короче, выбирай сама, как тебе больше нравится.
— Я есть хочу!
— Поздно. Надо было на завтрак соглашаться, когда я предлагал.
— А если я упаду в голодный обморок?
— Откачаю, — умудряется пожать плечами этот неандерталец, удобнее меня перехватывая рукой за талию.
— А если нет? — щипаю его за ягодицу. — Неужели ты будешь так рисковать?
— Риск — дело благородное. Ты оставила меня голодным ночью, я буду менее жесток. Сначала тебя отлюблю, а потом обязательно накормлю. А потом снова отлюблю, и так по кругу. У нас целые сутки на примирительный секс. А помириться я хочу очень сильно! И не собираюсь терять ни одной минуты.
— Арсений! Наха-а-ал!
— Наглец, — поддакивает он, заруливая сразу в душевую.
— Невыносимый просто!
— Но обаятельный? — ставит меня на ноги, не выпуская из объятий.
— Невероятно обаятельный… зараза!
Арс хохочет. Я подскакиваю на носочки и клацаю зубами, прикусывая его за подбородок. Он подается перед и ловит мои губы поцелуем. Раз. Второй. Пара стремительных движений: моя футболка слетает, ноги оказываются на бедрах у Бессонова, а голая спина прижимается к холодной кафельной плитке, вызывая тихий стон на контрасте с разгоряченным телом.
Я облизываю губы. Бессонов шепчет, лаская их своим дыханием:
— Но ведь самый лучший зараза из всех зараз, да?
Я прохожусь ноготками по его плечам, слегка царапая. Перебираю короткий ежик волос на затылке и подаюсь вперед. Целую один уголок губ. Второй. Прихватываю зубами нижнюю губу. Оттягиваю слегка. Ловлю его рваный выдох. И кайф от того, как резко и грубо вжимается его тело в мое. Шепчу хитро:
— Таких зараз как ты, Бессонов, я еще определенно не встречала.
— М-м… правда?
— Правда. Тобой не переболеть. Иммунитет не вырабатывается. И лекарства от тебя нет. — Он смеется. — Теперь всю жизнь только поддерживающая терапия. Иначе все — летальный исход. Остановка сердца. Электрошок.
— Что ж, — мурчит довольным котом Арсений, — в таком вопросе медлить нельзя. Сердце — это орган серьезный. С ним надо работать. В связи с чем предлагаю начать нашу сегодняшнюю поддерживающую терапию с убойной кардиотренировки, — выкручивает вентили холодной и горячей воды, пуская ее через тропический душ у нас над головами, — возражения имеются?
— Ни единого.
— А пожелания?
— Одно, — вскидываю указательный палец.
— Интересно какое?
— Закрой уже свой рот и поцелуй меня.
— Слушаю и повинуюсь, — хохочет этот невероятный мужчина.
Мой. Мой невероятный мужчина.
Обалдеть, Марта…
О-бал-деть!
Глава 38
Первую из двух выездных игр Арса я смотрю в компании Авы и Димки у них дома, уютно устроившись в мягком велюровом кресле с тазиком сырного попкорна.
Пока сестра с племянником болеют за своего Ярика, я не свожу глаз с другого образчика мужской красоты. С Бессонова. Все три часа трансляции, как сталкер, выискиваю взглядом парня в черно-золотом свитере с игровым номером “сорок четыре” на спине. А когда нахожу…
Ну, словами эти чувства точно не передать. Это как дрожь без дрожи. Как шторм в спокойном море. Колбасит не по-детски. Теперь я отчасти понимаю, почему все жены хоккеистов такие «наседки» и постоянно кудахчут. Когда в груди встречаются чувства гордости за своего мужчину с чувством дикого возбуждения от того, какой первобытной животной красотой от хоккеистов веет — происходит фееричный взрыв! Особенно, когда подспудно ты понимаешь, что вот этот красавчик «мой»! На него смотрят тысячи женщин, а он «мой»! Я буду его обнимать. Я буду его целовать. Я буду его любить. Только мне он будет шептать на ушко пошлые глупости. И только со мной он будет засыпать и просыпаться каждый божий день.
У-у-ух… до мурашек!
Я провожаю взглядом каждый жест, взгляд, взмах и движение Арсения, внутренне все сильнее сжимаясь от тоски. Наши мужчины улетели только вчера, а я уже скучаю…
Как приятно звучит.
Мур-мур.