Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология

Все четыре отрывка записаны в один день, число не указано.

На память Шуре от Дины

Быть может, волны света меня умчат куда-нибудь!
Ты вспомнишь, что была у тебе подруга, на которую
Ты не надеелась, но это было напрасно!!! Помни
Меня, никогда не забуду тебе.
Твоя верная Дина.
А вот говорят;
Кто возьметь дневник бесспроса,
Тот останется без носа,
А вот я взяла бесспроса
И осталась с носом.

Дина

18 декабря, 8 час. вечера.

Вот сейчас только что ушли девочки в клуб на занятия, за ними зашли Колька и Женя. Ну, и что же! Вот все ушли, а я дома. Мне очень и очень скучно, вечная политграмота мне надоела, развлечения никакого нет, с мальчишками я не занимаюсь, писать в дневник мне не хочется. Ведь люди не знают, с какого вечера у меня всегда плохое настроение. Что делать, не знаю и потому бросаю карандаш и ложусь спать. А завтра мне работать утреннюю смену. Остаюсь жива и здорова, хотя и скучно мне, скучно очень, но что делать: насильно мил не будешь…

Шура Голубева, 17 лет.

24 декабря 1924 года.

Пришла я от мамы в 6 часов вечера. Дина приготовила чаю, сели мы чай пить, а Дина и говорит: «Я сейчас иду в клуб, завтра наше рождество. Пойдем, ты стала очень редко ходить в клуб, это могут заметить». «Нет, — говорю, — я не пойду, я лягу спать». Ну, Дина вышла из дома, видит пламя пожара, бежит обратно в комнату и говорит: «Шура, одевайся, смотри, пожар-то какой горит!» Я вылезаю из-за стола, одеваю пальто на плечи и в одних галошах алё! Прибежала, посмотрела, постояла несколько минут… озябла, потому что было морозно, а я без перчаток и в одних галошах, думаю: что ж, надо бежать домой, пожар меня не интересует — горела мельница. Прибежала домой и села писать для памяти. Сидела я долго одна и сейчас думаю ложиться баиньки, завтра-то рождество.

* * *

Эта жизнь мне надоела,
Этой жизни мне не жаль,
Сердце просит жизни новой,
Сердце рвется, рвется в даль.

Это я писала потому, что мне спать не хотелось. За окном падает снег. Серко ушел от меня навсегда. Сегодня, на улице увидев меня, перешел на другую сторону, чтобы не поздороваться.

* * *

Пой, ласточка, пой…
Эту ты песню еще повтори
О счастьи любви.

24 декабря.

Частушка

Мы с миленком живем-улыбаемся,
И коммуну создать собираемся.
Не ходили в церковь с ней к долгогривому,
Мы по-красному венчались, по-новому.
Причащаться не пойду, не хочется,
Там заразу подцеплю — не расплотишься.
Я в коммунию вступил, дело Ленина,
И Машуху прихватил, нету лени в нас.
Женоотделом делегаткой я назначена,
Запою я песню звонче солнца красного.

Это мы выступали дуэтом с Колькой Ложкиным на рождественском вечере в посаде в клубе имени Буденного. На вечере была мама, после моей песни она ушла, так что я ее не видела, а думала, что она меня позовет к себе.

27 декабря, 10 часов вечера.

Комсомольская стихира

Рождество твое упраздняется,
Наше, новое рождается.
Ныне звездою служащие Астрономы и учащие;
Интернационалом и Чон’ами.
В землю вгоним старое, смердящее.
Днесь новь преосуществленную рождаем
И комсомол мировой славословим.
Шар земной от края и до края
Звезда осветила новая —
Радуйтеся и веселитеся,
Все народы и нации.
Слава в вышних солнцу,
А на земле электрификации.

28 декабря 1924 года я сбрила брови. Это для того, чтобы я могла помнить, когда и с какого времени я сбрила себе брови.

Шура Голубева, 17 лет.

29 декабря 1924 года.

Я сидела совсем одевши и ждала, когда проснется Дина, чтобы вместе идти на фабрику. Остаюсь жива и здорова.

* * *