Марусина заимка

     Он говорил спокойно,  но в высшей  степени внушительно. Мне не пришло в голову  ослушаться: моих подозрений как не бывало;  я взял  вожжи, а угрюмый великан двинулся  вперед, по направлению  к  кустам.  Лошади тихо  и  как-то разумно двинулись за хозяином сами.

     Шум  колес по  каменистой  дороге мешал мне слушать,  что происходило в кустах. Когда мы поровнялись с тем местом, где раньше заметно было движение, "убивец" остановился.

     Все было  тихо, только вдали от дороги, по направлению к хребту, шумели листья  и слышался треск сучьев. Очевидно, там  пробирались  люди. Передний, видимо, торопился.

     --  Костюшка  это,  подлец,  впереди  всех  бежит, --  сказал  "убивец", прислушиваясь к шуму. -- Э, да один, гляди-ко, остался!

     В это время из-за куста, очень близко от нас, выделилась высокая фигура и  как-то  стыдливо  нырнула в  тайгу  вслед  за  другими.  Теперь явственно слышался в четырех местах шум удалявшихся от дороги людей.

     "Убивец" все так же спокойно подошел к своим коням,  поправил  упряжку, звякнул дугой с колокольчиком и пошел к облучку.

     Вдруг  на  утесе,  под  "Пальцем",  сверкнул  огонек.  Грянул  ружейный выстрел, наполнив  пустоту  и  молчание ночи. Что-то  шлепнулось в  переплет кошовки и шарахнулось затем по кустам.

     "Убивец" кинулся было к утесу, как  разъяренный, взбесившийся зверь, но тотчас же остановился.

     -- Слышь,  Коська, -- сказал  он громко, глубоко взволнованным голосом, -- не дури, я те говорю. Ежели ты мне теперича невинную животину испортил, -- уходи за  сто верст, я  те достану!.. -- Не  пали,  господин!  -- добавил  он сурово, обращаясь ко мне.

     --  Мотри и ты, "убивец", -- послышался от  утеса чей-то сдержанный, как будто не Костюшкин голос. -- Не в свое дело пошто суешься?

     Говоривший как будто боялся быть услышанным тем, к кому обращался.

     --  Не  грози,  ваше степенство, -- с презрением  ответил ямщик. --  Не страшен, небось, даром что с "бакланами" связался!

     Через несколько минут лог под "Чортовым пальцем" остался у  нас назади. Мы выехали на широкую дорогу.

    III. "Убивец"

     Мы  проехали  версты  четыре  в  глубоком  молчании.  Я  обдумывал  все случившееся, ямщик  только  перебирал вожжи, спокойно понукая или  сдерживая своих коней. Наконец я заговорил первый:

     -- Ну, спасибо, приятель! Без тебя мне, пожалуй, пришлось бы плохо!

     -- Не на чем, -- ответил он.

     -- Ну, как не на чем? Эти молодцы, видно, народ отчаянный...

     -- Отчаянный, это верно!

     -- А ты их знаешь?

     -- Костюшку знаю... Да его,  варвара,  почитай, всякая  собака знает... Купца тоже  ранее примечал... А вот того, который остался, не видал будто... Видишь ты, понадеялся на  Костюшку, остался. Да нет, Костюшка, брат, не того десятка... Завсегда убегет в первую голову... А этот смелый...

     Он помолчал.

     --  Не бывало этого ранее,  никогда  не бывало, --  заговорил он  опять тихо,  покачивая головой. -- Костюшка его откуда ни  то раздобыл... Скликает воронья на мою голову, проклятый...

     -- А почему они тебя так боятся?

     -- Боятся, верно это!.. Уложил  я у  них  тут  одного...  Он остановил лошадей и повернулся на козлах.

     --  Погляди, -- сказал  он, --  вон он,  лог-то,  виднеется,  погляди, погляди!.. Тут вот, в этом самом логу, я этого человека убил...

     Мне  показалось,  что когда  он  высказывал  это  признание, голос  его дрожал;  мне показалось  также, что  я вижу  в его глазах,  слабо освещенных отблеском востока, выражение глубокой тоски.

     Повозка стояла на гребне холма. Дорога шла на запад. Сзади, за нами, на светлеющем  фоне  востока, вырисовывалась  скалистая  масса, покрытая лесом; громадный камень,  точно поднятый палец, торчал  кверху. Чортов лог  казался близехонько.

     На вершине холма нас обдавало предутренним ветром. Озябшие  лошади били копытами и фыркали. Коренная рванула вперед,  но ямщик мгновенно  осадил всю тройку; сам он, перегнувшись с облучка, все смотрел по направлению к логу.

     Потом  он вдруг  повернулся, собрал  вожжи,  приподнялся  на  козлах  и крикнул... Лошади  сразу подобрались,  подхватили с места, и  мы помчались с вершины холма под гору.

     Это была  бешеная  скачка.  Лошади прижали  уши  и  понеслись,  точно в смертельном страхе, а ямщик то  и дело  приподнимался  и без слова помахивал правою  рукой.  Тройка  как  будто  чуяла,  хотя  и  не  могла  видеть  этих движений...  Земля  убегала из-под колес, деревья, кусты  бежали навстречу и будто падали за нами назад, скошенные бешеным вихрем...

     На ровном месте мы опять поехали тише. От лошадей валил  пар.  Коренная тяжело  дышала, а пристяжки  вздрагивали, храпели и водили ушами. Помаленьку они, однако, становились  покойнее. Ямщик отпустил  вожжи и  ласково ободрял коней...

     -- Тише, милые, тише!.. Не бойся...  Вот ведь лошадь,  -- повернулся он ко  мне, --  бессловесная тварь, а  тоже ведь понимает...  Как на угор этот выехали, да оглянулись, -- не удержишь... Грех чуют...

     -- Не знаю, -- сказал я, -- может, оно и так; да только на этот раз  ты ведь сам их погнал.

     -- Погнал нешто? Ну, может, и  впрямь погнал. Эх, барин! Кабы знал  ты, что у меня на сердце-то...