Марусина заимка

       Кто-то тронул меня за руку. Я открыл глаза и не сразу сообразил, в чем дело. Надо мной стоял жандарм Чепурников, и на его обыкновенно подвижном лице теперь лежало какое-то застывшее выражение. Он трогал мою руку, а сам смотрел в окно. Я невольно посмотрел туда же, но ничего особенного не увидел. В стекла глядела ночь, и только пушистые снежинки, налетая из мрака, садились снаружи на черные стекла и тотчас же таяли. Казалось, какие-то белые насекомые с любопытством заглядывают в нашу комнату и через мгновенье бесшумно отлегают в темноту, чтобы сообщить кому-то о том, что они увидели в станционной избушке...

       - Что такое? - спросил я с невольной тревогой.

       Чепурников сел на стул и с тем же задумчивым видом перевел на меня свои карие глаза.

       - А-а, господин... - сказал он тоном доверия. - У нас тут такое дело налаживается, просто уж и не знаю. В один день человеком сделаешься!

       - Человеком? - переспросил я, все еще не отряхнувшись от сна. - Что ж, это отлично!

       - Верно, в один день, господин!.. - и Чепурников вперил в меня долгий, в душу проникающий взгляд. - Вот, - заговорил он вдруг вкрадчиво, - вы, например, люди образованные и стоите за бедноту. А можете ли вы понимать служащего человека?

       - Ну?

       - Служащему человеку требуется голову свою как-нибудь прокормить и какой-нибудь дивидент себе приобрести. Так ли я говорю ай нет?

       - Так в чем же дело?

       - В том дело, - ночевать здесь придется!

       - Ну, и прекрасно.

       - То-то. А не быть бы мне в ответе, потому нам по инструкции воспрещается... Так уж вы, в случае чего, ни-ни... Так, дескать, встретились, только и всего... На станке, при перепряжке... Поняли?

       - Положим, ничего не понял. С кем встретились?

       - А вот погодите... Гаврилыч, вылезай-ка сюда!

       Станционный писарь, внимательно следивший за разговором из-за перегородки, тотчас же вышел. Это был человек лет тридцати, в стоптанных валяных калошах, повязанный грязным шарфом; движения его не лишены были некоторой торжественности. Видно, что жизнь на станции и общение с "проезжающими господами" способствовали развитию в нем некоторых возвышенных наклонностей.

       - Это он верно вам говорит, - наклонился писарь ко мне, уставляясь в меня своими большими черными глазами, немного напоминавшими чахоточного. - Дело первой важности - большие можно тысячи приобрести...

       - Вот! - подчеркнул Чепурников, испытующе заглядывая мне в лицо.

       Я опять протер глаза. Этот шепот, важный вид говоривших, застывшие взгляды и загадочные слова казались мне просто продолжением какого-то бессвязного сна.

       - Да в чем наконец дело? - спросил я с досадой.

       - В черкесе-с... - И взгляд писаря стал еще многозначительнее. - Неужто про черкеса не слыхали? Лицо по всей Лене знаменитое.

       - Я здесь в первый раз.

       - Извините, не сообразил. Позвольте, я вам объясню. Этот черкес да еще с другим, товарищем по спиртовому делу, у нас первые... То есть, проще вам сказать, спиртоносы, на прииска запрещенным способом спирт доставляют и выменивают рабочим на золото. Отличные дела делают.

       - Ну-с?

       - Ну-с, больше ничего, что завтра этот черкес будет здесь...

       Он наклонился к моему уху.

       - Золото в Иркутск везет китайцам продавать... Ежели теперича сам бог нам его в руки дает - это значит божие благословение... Третья часть в нашу пользу, остальное в казну...

       - Понимаю... Но неужели он так беспечен, что прямо дастся вам в руки?

       - Какое дастся! Дьявол - не человек. Не первый раз уже... Летит сломя голову, ямщикам на водку по рублю! Валяй! Лишь бы сзади казаки да исправник не пронюхали да не нагнали. А у нас народ на станках робкий... Да и на кого ни доведись - страшно: с голыми руками не приступишься. Ну а теперь все-таки люди военные. Можно его и взять.

       - Ежели нам удастся, и вы счастливы будете, господин! - сказал Чепурников, у которого загорелись глаза. - Тысячи и на ваш фарт не пожалею.

       - Да уж только бы пофартило, - все так же поучительно прибавил писарь, - а уж дуванить-то будет чего.

       - Я думаю, казенного проценту за поимку тысяч тридцать. А лошадей все равно свободных нету, - наивно схитрил Чепурников, взглянув на писаря.

       - Ну, как знаете. Мне никаких денег не нужно, а ночевать я согласен с величайшим удовольствием.

       - Берите, не отказывайтесь. Мы вас обижать не согласны.

       Я вышел из-за стола и стал укладываться на диване. Перспектива провести целую ночь в теплой комнате под благословляющею десницей почтенного старца была так соблазнительна, что в моей отяжелевшей голове не было других мыслей... Чепурников с писарем удалились за перегородку и продолжали там свою беседу о предстоящей кампании.

       - Верно ты знаешь, что завтра?

       - Да уж верно тебе говорю. Болдин сказывал. Выпили мы тут с ним, он и проговорился... Они меня не боятся, потому я и сам в прежние времена, признаться сказать...

       - А трудно... - слышалось через минуту.

       - Трудно. Храбрость имеет большую. Черкес настоящий, молодчина!

       - Отчаянный?

       - Да уж без засады не взять.

       - А как ничего нету?

       - Чудак! Ведь уж мне тогда здесь не житье - неужто стану рисковать.