Марысенька (Мария де Лагранж д'Аркиен),

 Это ещё не всё. Поведав нам, что стеснительная иностранка привезла с собой многочисленную прислугу, между прочим гувернантку (m-llе Гальман, быть может -- в новой роли), и что ей подавали кушанье с королевского стола, доказывая тем её высокое положение при дворе, добрая сестра наконец высказывает свое последнее обвинение. Благочестивой рукой, дрожащей от волнения, она начертала настоящий обвинительный акт.

 " ...И так как она часто принимала ванну, а воды в монастыре не было (неожиданное открытие даже для польского монастыря ХVII века), рабочие, из мужчин, должны были приносить воду"...

 Это всё, но этого достаточно. Как бы ни был слаб рисунок, перед нами является точная и верная картина. Необычайная заботливость о личном удовлетворении, без малейшего внимания к другим. "Мне хорошо, вам плохо -- тем хуже для вас".

 Известная общительность, вместе с чрезмерной вольностью в обращении и полным презрением к чужому мнению. Чрезвычайная заботливость о собственной особе. В общем -- культ своего личного я, всепоглощающей, требовательный и категорический, как всякая религия; при этом самовластие, не допускающее противоречий, не признающее препятствий, готовое поднять на ноги весь монастырь, чтоб наполнить ванну; черствость сердца, дозволяющая идти прямо к цели, устраняя возможность уступки или компромисса.

 Нам придется позднее дополнить эту картину несколькими штрихами, и это будет не трудно. С этого момента Марысенька вступает в область истории, и немногие из числа женщин оставили за собою такое отчетливое воспоминание. Могло казаться, что она преднамеренно желала показать себя потомству в самых многообразных видах и положениях. Её личная переписка, сохранившаяся по большей части с этого времени, дает богатый материал. Но для основных и характерных черт её нравственной физиономии ни один из документов, которые я намерен представить, не прибавил ничего к краткому и точному описанию, данному о ней смиренной сестрой бенедиктинкой.

II. Брак. -- Осада Замостья. -- Достоинства супруга- -- Героический разговор с королем шведским. -- Недостатки супруга. -- Всеобщее разочарование. -- Мария де Гонзага, сознает свою ошибку. -- Марысенька скучает.

 Бракосочетание происходило в марте следующего года.

 Брак был заключен в Варшаве после торжественного обручения. Королева, восседая на троне, возложила на прекрасное чело своей воспитанницы великолепную диадему из алмазов, преподнесенную ей в дар её женихом.

 Свадебная церемония отличалась необыкновенной пышностью. Невесту одевали в покоях королевы; на туалетном столике красовались подарки будущего супруга, так называемые "озера любви", из крупного жемчуга. Блестящий кортеж сопровождал невесту до церкви, где присутствовали сотня "гайдуков", сотня разных слуг, восемнадцать пажей и шесть трубачей, принадлежавших Замойскому. На свадебном пиру, за здравие молодой было выпито около 300 бочек венгерского вина. Наконец, их польские высочества лично проводили новобрачных до самого замка.

 Но Марии де Гонзага вскоре пришлось пожалеть о своем выборе, и Марысенька разделяла это разочарование.

 Князь (Марысенька никогда иначе не называла своего мужа) имел некоторые достоинства. Он доказал свою храбрость на войне, победоносно выдержал осаду в Замостье, последняя закончилась гомерическим разговором с осаждающим, который был никто иной, как король шведский. После двухсот пушечных выстрелов, обращенных против города, король, желая пощадить могущественного "магната", отправил к нему парламентера с почетным предложением, сдать крепость на выгодных условиях.

 -- Прошу его высочество не беспокоиться -- убита всего одна свинья. Его высочество может продолжать, это меня нисколько не тревожит.

 Шведский парламентер был заменен другим -- польским, -- графом Сапегой, союзником короля, рассчитывавшего на его красноречие.

 Замойский отказался его впустить:

 -- Я изменников не терплю, -- был ответ.

 Вился третий парламентеру встретивший снова насмешливый ответ:

 

 -- Понимаю, в чем дело, -- сказал Замойский, -- его высочество скучает. Я ему пошлю моих скрипачей.

 Наконец, утомленный войной, не видя особой надобности в этой крепости, опасаясь приближения неприятельских войск, король решил удалиться. По крайней мере он пытался найти свободный выход по дороге, окаймлявшей крепость для сокращения пути. Замойский не соглашался. Эта дорога была ему нужна для его прогулок; дело было на маслянице, он думал повеселиться и не терпел противоречий. Его и без того довольно потревожили. Королю пришлось удалиться, следуя по более дальнему пути.