Маша для медведя

Дед не отпустил ее одну. Чудак человек. Можно подумать, что пацанам, приятелям родственникам и друзьям Макса заняться будет не чем; только обижать высокую рыжую идиотку. У Маши не было сил спорить. Пришлось согласиться на сопровождение человека, которого гибель гризли ни капли не огорчила. Дед шел рядом, чуть впереди. Молчаливый и серьезный. В неизменном дурацком берете. Его унылая и обеспокоенная физиономия делала ситуацию трагикомической. Дед актерствовал. Нет, горю внучки он вполне сочувствовал. Но где-то там, в глубине души, за бархатным задником сцены, театральная труппа его разума плясала от радости, вернее ликовала. Обманывайте кого угодно, Илья Ильич. Маша знала, без всяких курсов по умению читать в чужом сердце - дед был доволен тем, что Макса больше нет. Судьба смахнула ферзя, принадлежащего противнику с доски. Вот и славно.

В квартире было не протолкнуться от незнакомого народа. Какие-то пузатые дядечки, зареванные взрослые тетки, всхлипывающая на кухне старушка. Сердитые мордастые молодые мужики тихо переговаривались между собой. Гроб установили в зале, Маша не могла туда протолкаться. Замерла, под аркой, в коридоре. Закрыла глаза. Из-за чужих спин вынырнула, протиснулась к Маше, квадратная фигура Бурова. Он ничего не говорил. Просто взял за руку, встряхнул, стиснул ладонь. Маша очнулась. Кто это перед ней? Красные белки глаз, потрескавшиеся губы, вместо привычной улыбки - стиснутые в линию. Вечно довольный жизнью Буров? Нет. Не может быть. Этот пасмурный, строгий мужик был на него совсем не похож. И неловкого глупого клоуна он больше не напоминал. Маша ткнулась лицом в небритый висок. Обняла Мишку так, как раньше и не представляла себе возможным. Точно самого дорогого в мире человека. Застыла, слегка покачиваясь. Плечи дрожали, губы тряслись. Слез не было. Да и откуда им взяться, если в душе все пересохло, растрескалось. Буров коротко похлопывал девушку по спине. И ничего не говорил. Ни одного лицемерного слова утешения. Ни одной липовой никчемной фразы. Их горе было общим. Вот и все.

Из ниоткуда появился хорошо одетый, строгий мужик в темно бордовом, почти черном костюме. Положил широкую ладонь Маше на плечо. Чуть сжал и тут же отпустил. Что за фамильярность? Перепутал ее с кем-нибудь? Полежаева перевела горячечный, сухой взгляд на незнакомца. Некрасивое бульдожье лицо, толстенная шея. Смутно он кого-то напоминал. Но Маше не удавалось прорваться сквозь завесу боли, расшевелить непослушную память.

-?

-Диман. Я, Диман. Дмитрий Петрович. Забыла меня? А я тебя помню. Босс тебя очень любил.

-?

-Я же в Питере теперь. Он бывал часто. Недавно немного поговорили. О том, о сем. Босс сказал, что ты самое главное. Мы с ним тебе подарок выбирали, к дню рождения. Вместе.

-?

-Браслет. Босс сказал, что не угодил тебе на Новый год. Решил переиграть. Купил штуковину всю в бирюлечках. Дорогую, с камнями. Не успел отдать тебе, да?

Маша подняла глаза, уставилась на потолок. Долго рассматривала золотистые шелковые цветы, изящную кремовую люстру. Мода обклеивать всю квартиру изнутри (как коробочку для ювелирных безделушек) разноцветной шелковой тканью до Заранска еще не добралась. Макс опережал окружающих на три шага.

О чем ей толковал этот безобразный тип? Раз браслет, два браслет. Господи. Голова закружилась. Хорошо, что Мишка поддерживал, не отпускал. Диман исчез было, вернулся. Ухватил обоих сразу, нет, троих - дед увязался следом, потащил за собой вперед, в зал, бесцеремонно распихивая народ. Компанию пропускали. Диман, как бульдозер пробивался к цели.

-Вот.

Поставил Машу с Мишкой у изголовья гроба. Повторил, точно подпись начертил под важным документом.

-Вот.

Пожилые женщины в черном, два старика, мальчишка чуть младше Полежаевой, теперь все с недоумением на них смотрели. Диман никому ничего не объясняя, остался тут же. Его отвлекали сдержанным шепотком справа и сзади. Он быстро нарезал ломтики слов, все исключительно по делу. Диман был здесь не последним человеком? Командовал? Маша не вникала ни во что.

Макс. Макс был рядом. И одновременно уже не был. Лицо с резко очерченными скулами, запавшие небритые щеки, покрытый темной щетиной упрямый подбородок. Твердые губы. Впервые в жизни Маша видела гризли принаряженным цивильно: в костюме и галстуке. В сложенных на груди руках - зажженная свечка. На безупречных манжетах дорогой рубашки золотые запонки в виде рычащей оскаленной морды медведя. Боже мой... Она ничего о нем не знала, совершенно. Семья, родители, увлечения? Тайна на тайне.

-Макс...

Протянула ладонь, прикоснулась к холодным каменным пальцам.

-Макс. Прости меня, пожалуйста. Я тебя ужасно обидела. Ужасно. И ничего нельзя исправить. Я не хотела. Это просто ошибка, понимаешь?