Маша минус Вася, или Новый матриархат

Но любить слаще в компании, и тетушка Гузель забросала племянницу письмами: приезжай, Флора, воздух! природа! лоси!.. И сосед Тейво — кстати, неженатый интересный мужчина! — узрев фотографию Флоры, потерял сон, в общем, не мешкай, племянница, приезжай, не проворонь свое счастье!..

Пришло письмо и от соседа тетушки — Гузель расстаралась. Сосед писал: «Дорогая Флора! Меня зовут Тейво. Мне тридцать пять, рост метр восемьдесят шесть, глаза голубые, волосы светлые, в общем, типичный финн. Я холост, у меня свой дом, свое дело, и я в состоянии обеспечить вашу жизнь и гарантировать вам будущее. Я готов принять вас со всем, что вам дорого и с чем вы не желаете расстаться…»

Письмо «типичного финна» было скорее делового содержания, нежели любовного, но Флора, прочитав его, взволновалась: его одиночество, готовность любить неизвестную Флору и это рыцарское — «я готов принять вас со всем, что вам дорого и с чем вы не желаете расстаться…». Флора задумалась. Расстаться было не с чем — разве что с ошибками.

И Флора, восстановив свой плодородный слой, позвонила тетке.

Сговорились: тетушка прикинется хворой и встречать Флору пойдет Тейво, а Флора узнает его по розе.

Розу Флора узнала сразу: теткин протеже держал ее словно флаг. И остолбенела, сраженная ее красотой. Роза была совершенна, неправдоподобна, прекрасна! — и Флора, не любившая розы, пошла на ее огонь.

— Это я, — благодарная за розу сказала Флора и протянула к ней руки.

Дальше случилось невообразимое.

Тейво на глазах изумленной Флоры, уже успевшей полюбить эту розу, вдруг сломал цветок и обломки засунул в карман.

Флора уставилась на финна, не понимая, что бы все это значило?! Может, то, что она не понравилась ему?..

Нет, напротив, финну Флора понравилась. Даже очень понравилась! И розу он не ломал — он просто ее сложил, как складной метр, потому что роза была искусственной и имела чисто прикладное значение: быть опознавательным знаком для любимой, маяком любви и, отслужив свое, была убрана в карман, тем самым лишенная удовольствия лицезреть помертвевшее от ужаса лицо Флоры и ее окаменевший, как у Персефоны, крик.

— Ну как тебе Тейво? — спросила дома Гузель.

— Типичный финн, должно быть, — ответила Флора.

Дом Тейво тоже окружали искусственные елочки, хотя непонятно было, зачем украшать свой двор придуманными елками, если кругом леса, леса и пропасть живых!.. А может, все же неискусственные? — засомневалась однажды Флора, остановившись у одной из них и не решаясь потрогать… Нет, слишком ровная — иголка к иголке! — слишком правильная — ни одного изъяна! — слишком совершенная, чтобы быть настоящей, живой!..

А может, все же…

И Флора потрогала.

Елочка оказалась настоящей!

Но — вышколенной, доведенной педантизмом Тейво до такого совершенства, что казалась неживой.

А Тейво говорил (Гузель переводила):

— Флора, Флер… Вы и похожи на цветок. Китайскую розу.

— Я не люблю розы! — пугалась Флора, представляя себя в доме финна китайской розой в горшке, причем складном.

— Ну как, Флора? — волновалась Гузель.

Да никак.

— Воздух хороший, — вежливо одобряла природу Флора.

— А Тейво?

А Тейво… Ну что Тейво… Тейво — это всего лишь еще одна ошибка.

— Ну так не ешь больше пирожок, Сонечка! — сказала себе Флора и стала собираться.

В общем, Флора у финской тетки не задержалась, скоро уехав и не сумев объяснить ей про ту поруганную розу и несчастную елку, намертво вставшую между Флорой и любимым сердцу тетки соседом.

— Прощай, елочка, ты ни в чем не виновата, — оглянувшись напоследок, сказала Флора.

И вернулась в Питер.

Она уже не путала хлеб с булкой, сахар с песком, ела мороженое на улице в двадцатиградусный мороз и не прятала свою голову в шапки. Но станцию метро «Черная речка» по-прежнему не любила. И розы тоже.

А любила пионы. Взъерошенные, лохматые пионы — они напоминали Флоре ее жизнь, полную асимметрий, неправильностей, недоразумений, ошибок, несущих в себе очарование и примету живого…

Никита Шамордин Подруга Люсенька

Однажды вечером в редакцию позвонила Танюха:

— Ребята! Подруга Люсенька приехала! Я давно хотела вас познакомить! Приезжайте ко мне домой!

И мы с женой Ольгой, бросив срочные материалы для газеты, отправились к Танюхе в ее сутулый покосившийся деревянный дом в центре города, где порой собирались сливки местной культуры.

Подруга Люсенька, в отличие от смуглой Танюхи, была блондинкой, однако такой же худой и невысокой, так же легко пила горячительные напитки, так же лихо курила и так же виртуозно выражалась русским народным матом.

— А я столько о вас слышала, ребята! — сказала она, чокаясь с нами стаканом с водкой.

— А сколько мы о тебе! — ответили мы, чокаясь тем же.