Машина бытия

– У меня тут устройство, которое определяет подобные вещи.

Она подавила краткую вспышку гнева.

– Что ж, разве это имеет какое-либо значение, Хико?

– Может, и нет. – Охаси сделал глубокий, ровный вдох. – Я не все рассказал про буддийского монаха.

– Да? И о чем же ты умолчал?

– Он предрекает нам всем неудачи – истребление человечества как вида. Он очень старый и очень циничный, хоть и монах. Он считает, это хорошо, что борьбе человечества приходит конец.

Франсин охватила ярость и внезапная решимость.

– Мне все равно! Мне наплевать, что думают остальные! Я знаю, что… – Она заставила себя замолчать и прикрыла руками глаза.

– Ты сегодня сама не своя, – заметил Охаси. – Тебя, видимо, разбередили разговоры о погибшем муже?

– Да. Я… – Она сглотнула и прошептала: – Вчера ночью мне приснился Боб. Мы танцевали, и он пытался что-то сказать мне об этой задаче, только я его не слышала. Стоило ему заговорить, как музыка становилась громче и заглушала его слова.

В помещении повисла тишина. Через некоторое время Охаси проговорил:

– Бессознательный разум иногда находит странные способы сообщить нам правильные ответы. Возможно, нам следует повнимательнее рассмотреть идею с танцами.

– О Хико! Ты мне поможешь?

– Почту за честь, – сказал он.

* * *

В полутьме проекционной стояла тишина. Франсин откинулась на спинку стула и посмотрела на штатив, возле которого трудился Охаси. Он вышел, чтобы принести фильмы о восточных ритуальных танцах, которые только что привезли самолетом из Лос-Анджелеса. Его пальто все еще висело на спинке стула, в пепельнице на рабочем столе дымилась трубка. Вокруг двух стульев лежали кипы нескончаемых исследовательских материалов, просмотренных за четыре дня: тетради, коробки с кинопленкой, ящики с фотографиями, справочники.

Она задумалась о Хико Охаси. Странный человек. Ему уже пятьдесят, но выглядит не старше тридцати. У него взрослые дети. Жена скончалась от холеры восемь лет назад. Франсин задумалась о том, каково это – быть замужем за восточным человеком, но решила, что он в общем-то не совсем восточный человек, ведь он получил образование в Принстоне и ведет себя по-западному. Потом она поняла, что подобное отношение – в некотором роде проявление снобизма, свойственного представителям белой расы.

Дверь в углу комнаты тихо приоткрылась. Вошел Охаси, закрыл за собой дверь.

– Не спишь? – прошептал он.

Не отрывая головы от спинки стула, она слегка повернулась к нему.

– Нет.

– Я надеялся, ты немного поспишь, – сказал он. – У тебя очень усталый вид.

Франсин взглянула на часы.

– Еще только полчетвертого. Как там на улице?

– Жарко и ветрено.

Охаси принялся вставлять пленку в проектор в конце комнаты. Через некоторое время он подошел к своему месту, волоча за собой кабель дистанционного управления проектором.

– Готова? – спросил он.

Франсин включила неяркую подсветку около своего стула и направила узкий луч на тетрадь у себя на коленях.

– Да. Начинай.

– Мне кажется, мы действительно немного продвинулись вперед, – сказал Охаси. – Пока это незаметно, но аспекты личности…

– Звучит многообещающе, – перебила она. – Посмотрим, что нам даст этот фильм.

Охаси нажал переключатель на кабеле. На экране появилась арабская девушка, закутанная в плотные одежды, с тамбурином в руках. Ее жесткие черные волосы блестели. На глазах тенью лежали линии похожей на сажу туши. Коричневое одеяние слегка колыхалось. Она то слегка позвякивала тамбурином, то ударяла по нему.

Из динамиков возле экрана раздался голос комментатора с утонченным выговором:

– Это молодая девушка из Джебель-Тобейк. Она исполнит очень древний танец, повествующий о сражении. Камера скрыта в грузовике, и она не знает, что ее танец снимают.

К тамбурину присоединилась тростниковая флейта, а затем звонкий струнный инструмент. Девушка медленно повернулась на одной ноге, приподняв согнутую в колене вторую.

Франсин молча, с восхищением смотрела фильм. Девушка танцевала короткими, отрывистыми прыжками, потрясая тамбурином перед собой.

– Это напоминает кое-что из материала по скандинавским сагам, – сказал Охаси. – Сражения на мечах. Обрати внимание на удар и парирование.

Она кивнула.

– Да. – Танец продолжался. Затем: – Подожди! Повтори последний отрывок.

Охаси повиновался.

Отрывок начинался с символичного путешествия на спине верблюда: покачивание, волнообразный ритм. Танцовщица выражала томление по своему воину. «Как выразительно двигаются ее руки вдоль бедер», – подумала Франсин. Она с изумлением вспомнила, что видела почти тот же самый жест в одном из инопланетных фильмов.

– Вот один! – воскликнула она.

– Руки на бедрах, – сказал Охаси. – Я как раз собирался поставить на паузу.

Он выключил фильм и стал рыться в окружавших его тетрадях, пока не нашел правильную отсылку.

– По-моему, это был один из фильмов Зака, – сказала Франсин.

– Да. Вот он.

Охаси достал пленку и изучил указатели сцен. Положив коробку с пленкой на большую стопку у себя за спиной, он запустил фильм о восточных танцах сначала.

Три часа и десять минут спустя они убрали фильм обратно в коробку.

– Сколько ты провела новых сравнений? – спросил Охаси.