Машина бытия

– Революция начинается, – сказал Кастер. Он взмахнул рукой, увидев, что Тайборо собирается уйти. – Посидите с нами, сенатор.

Уоллес, видя, что сенатор подчинился, понял, что баланс сил в зале изменился.

– Идеи витают в воздухе, – продолжал говорить Кастер. – Настало время развития. Эта вещь существует. Прядильный станок тоже появился, потому что пришло его время. Он родился из идей, которые возникли задолго до станка.

– А теперь настало время лазера? – спросил Тайборо.

– Да, он должен был явиться в мир, – ответил Кастер. – Но число людей в мире, которые охвачены ненавистью, недовольством и жаждой насилия, растет с ужасающей скоростью. Кроме того, есть вполне реальная угроза того, что оружие это может попасть в руки всего лишь одной группы или одной страны… – Кастер пожал плечами. – Это слишком большая мощь, которую можно доверить одному человеку, полагаясь на его мудрость. Я не мог откладывать дальше. Именно поэтому я сообщаю об этой вещи, сообщаю широко, насколько могу.

Тайборо откинулся на спинку стула, положил руки на колени. Он был бледен, на лбу выступили капли пота.

– Мы этого не сделаем.

– Надеюсь, вы ошибаетесь, сенатор, – произнес Кастер. – Но одно я знаю наверняка. Завтра у нас было бы на это меньше шансов, чем сегодня.

Эффект генетической памяти

Стоял чудный осенний вечер, и доктор Валерик Сабантос, сидя за длинным столом в полуподвальной аудитории Мид-Холла, размышлял о том, как газеты, радио и телевидение будут освещать завтра эту необычную для данного времени года погоду. Наверняка будет написано и сказано много слов о милости стихий и улыбке природы, которые сделали ночную трагедию еще более страшной.

Сабантос был мал ростом, толст, а на голове носил копну буйных черных волос, казалось, никогда не знавших расчески. Застывшее на его лице выражение детской невинности неизменно вводило в заблуждение его собеседников – до той минуты, когда их взгляд встречался с тяжелым взглядом его глубоко посаженных темно-карих глаз или когда они слышали от него очередную грубую издевательскую остроту.

За длинным столом сидели четырнадцать человек – девять студентов и пять преподавателей. Во главе стола, на председательском месте восседал профессор Джошуа Лэчли.

– Теперь, когда мы все собрались здесь, – заговорил Лэчли, – я могу сообщить вам о цели нашей встречи. Мы столкнулись с необходимостью принять страшное решение. Мы… э-э…

Лэчли умолк и пожевал нижнюю губу. Он превосходно понимал, какое впечатление производит на сидящих за столом людей – высокий, нескладный лысый человек в очках с толстыми стеклами, постоянно, как щитом, прикрывающийся извиняющимся выражением лица. Сегодня он особенно остро сознавал, что такая наружность была лишь маскировкой. Кто бы мог подумать – разумеется, за исключением Сабантоса, – какая дерзость скрывается за внешней невинностью этого академического собрания?

– Не тяни резину, Джош, они пугаются неопределенности, – произнес Сабантос.

– Да… э-э, да-да, – снова заговорил Лэчли. – Мы с доктором Сабантосом решили сегодня продемонстрировать некоторые наши результаты, но сначала хотим посвятить вас в подробности и подоплеку проведенного эксперимента, а для этого нам придется совершить небольшой исторический экскурс.

Сабантос, недоумевая, что могло с самого начала отвлечь Лэчли, окинул взглядом стол. Да, присутствуют не все. Отсутствовал доктор Ричард Мармон.

«Не заподозрил ли он неладное и скрылся?» – подумал Сабантос. Наверное, Лэчли на самом деле просто тянет время, ожидая, когда Мармона найдут и водворят за стол.

Лэчли задумчиво почесал сияющую лысину. У него не было ни малейшего желания сидеть в этой аудитории и за этим столом. Но дело должно быть сделано. Было девять вечера; в это время в кампусе наступала тишина, а сам Лэчли любил прогуляться к прудам, послушать кваканье лягушек и воркование парочек, подумать об этимологии…

Он вдруг услышал нарочитый кашель и шепот присутствующих и понял, что несколько отвлекся. Лэчли знал, что склонен отвлекаться, как знали об этом и все коллеги и студенты. Он откашлялся, чтобы прочистить горло. «Куда запропастился этот чертов Мармон? Не могут они, что ли, его найти?»

– Как вам известно, – заговорил Лэчли, – мы не особенно старались скрыть результаты нашего исследования, хотя и пытались пресекать всяческие спекуляции и широкое обсуждение. Нашей целью было проведение тщательных испытаний до публикации результатов и выводов. Но слухи распространяются – это неизбежно – и иногда преподносят эти самые результаты в весьма истерическом и искаженном виде.

– Коллега Лэчли хочет сказать, – перебил его Сабантос, – что керосин уже плеснули в огонь.

На лицах изнывавших от скуки студентов появилось некоторое любопытство. У старого профессора Инктона начался приступ судорожного кашля.

– Есть старая малайская поговорка, – продолжил Сабантос, – гласящая, что наступившему на дикобраза приходится подпрыгнуть. Сейчас всем нам предстоит узнать, что это был за дикобраз.