Машина до Килиманджаро (сборник)

Он отошел от аппарата. Им овладело безумное желание бежать за сцену, включить запись, посмотреть, отреагирует ли мертвое создание. Может, дернет рукой или ногой? Нет, это безумие. С этим разберемся завтра.

Времени хватило бы лишь на разгадку тайны.

Тайны, заключенной в человеке, сидевшем в третьем кресле последнего ряда.

Убийца – ведь он был убийцей, разве нет? Как он выглядел?

Он видел его лишь мельком, не так ли? Не было ли его лицо похожим на лицо с того старого, выцветшего дагерротипа? С пышными усами, пронзительным взглядом темных глаз?

Бэйес медленно спустился со сцены. Пройдя вдоль рядов, остановился, оглядел человека, сидевшего в кресле и закрывавшего руками лицо.

Бэйес сумел лишь выдохнуть:

– Ты – Бут?

Странный человек весь сжался, задрожал и подтвердил его ужасную догадку, прошептав:

– Да…

Бэйес собрался с мыслями. Затем спросил:

– Ты Джон Уилкс Бут?

Убийца сухо рассмеялся, и смех его был похож на карканье.

– Норман Ллевеллин Бут. Совпала только фамилия.

«Слава богу, – подумал Бэйес. – Иначе я бы не выдержал».

Бэйес отвернулся, прошелся немного, остановился и взглянул на часы. Нет времени. Фиппс уже едет сюда. В любой момент он начнет ломиться в дверь. Жесткий голос Бэйеса отразился от стены:

– Почему?

То было эхо испуганного крика трех сотен зрителей, сидевших в зале каких-то десять минут назад, когда прозвучал злополучный выстрел.

– Почему?!

– Я не знаю! – вскричал Бут.

– Лжешь! – рявкнул Бэйес в ответ.

– Такой шанс нельзя упускать.

– Что?! – Бэйес ходил кругами.

– Ничего.

– Не смей даже повторять то, что ты сейчас сказал.

– Потому что… – продолжал Бут, спрятав лицо, трепеща от обуревавших его чувств, – потому что это правда.

Он торжественно прошептал:

– Я на самом деле сделал это. Я убил его.

– Ублюдок!

Бэйес все кружил по залу, боясь остановиться, боясь, что не сможет сдержаться и забьет глупца насмерть. Бут почувствовал это, проронил:

– Чего ты ждешь? Давай уже.

– Нет! – крик Бэйеса оборвался, и он продолжал уже спокойно: – Меня не станут судить за то, что я убью того, кто совершил убийство, но убил не человека – машину. Достаточно того, что ты застрелил того, кто казался живым. Я не хочу, чтобы судьи и юристы рылись в прецедентах, не зная, что делать с убийцей человекоподобной машины. Я не тупица, как ты.

– Жаль, – побледнев, прошептал Бут.

– Говори, – потребовал Бэйес, глядя сквозь стену, где-то за которой в ночи мчалась машина Фиппса, совсем не оставляя ему времени. – У тебя есть минут пять, может, больше, может, меньше. Говори, зачем все это? Начни с чего-то. Например, скажи, что ты трус.

Он ждал. Охранник рядом с Бутом нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Да, я трус, – согласился Бут. – А как ты догадался?

– Я это знал.

– Трус, – повторил Бут. – Да, я трус. Всего на свете боялся. Людей. Новых мест. Боялся ударить кого-то, когда хотелось. Ничего не добился. Нигде не побывал. Всегда хотел стать великим, а почему нет? Хотел, да ничего не вышло. И я подумал: если в жизни ничто не радует, так хоть будет над чем погрустить. Горем можно наслаждаться. Почему? Кто же знает? Оставалось просто додуматься до чего-то ужасного, сделать это и поплакать над тем, что натворил. Так я хоть чего-то добился. Поэтому я это сделал.

– Да, у тебя все получилось.

Бут осмотрел свои повисшие руки, словно припоминал, как держать какое-то оружие.

– Тебе доводилось когда-нибудь убивать черепаху?

– Чего?

– Я впервые увидел смерть, когда мне было десять. Я нашел черепаху. Я знал, что черепахи живут очень долго, дольше меня. Почему это тупое создание может жить так долго, а я не могу? Я схватил кирпич и бил ее, пока ее панцирь не превратился в кашу. И она умерла.

Бэйес замедлил шаги, отвечая:

– По той же причине я однажды отпустил бабочку.

– Нет, по другой, – прервал его Бут. – Мне тоже как-то попалась бабочка. Сидела у меня на плече, просто хлопая крыльями. Я знал, что могу ее прибить. Но я этого не сделал, потому что через десять минут ее бы съела какая-нибудь птица. И я ее отпустил. А черепаха?! Валяется себе на задворках и живет почти что вечно! Поэтому я и взял тот кирпич. Правда, потом жалел об этом несколько месяцев. Может, и сейчас тоже жалею. Смотри…

У него тряслись руки.

– Какая связь, – спросил Бэйес, – между этим и тем, что ты сделал сегодня?

– Какая связь?! – Бут завопил как сумасшедший, сверля взглядом Бэйеса. – Чем ты слушал? Господи, да все от зависти! Я завидую, когда у кого-то что-то хорошо получается, когда что-то идеально работает, когда что-то прекрасно само по себе или долговечно! Не важно, что это! Важно, что завидую!

– Как можно завидовать машине?

– А вот так, черт бы ее драл! – Бут стиснул ручки кресел, медленно подавшись вперед, уставился на сгорбленную фигуру в кресле посреди сцены.

– Машины же совершенны, в сто раз лучше любого из людей, разве не так? Такие правильные. Назови мне хоть одного человека, который никогда не ошибается! А эта проклятая жестянка не только идеально выглядит, но и говорит, и двигается! Смажешь ее, подкрутишь пару шестеренок, и она проживет еще двести лет, а я уже буду гнить в земле! Смекаешь? Да, я ей завидую!