Машина до Килиманджаро

— Меган Харпвелл, — произнес богач, как антрепренер, представляющий свою труппу.

— Поэт, — добавил Уайлдер.

— И жена поэта, барракуда, — пробормотал Паркхилл.

— Я не пьян, — громко сообщил ветру поэт. — Я всего лишь возвышен.

И тут он закатился таким раскатом хохота, что стоявшим внизу захотелось вскинуть руки, чтобы прикрыться от обвала.

Опускаясь, как раскормленный воздушный змей, поэт, жена которого теперь плотно стиснула губы, звучно стукнулся об яхту. Он опять сделал благословляющий жест и подмигнул Уайлдеру и Паркхиллу.

— Харпвелл, — провозгласил он. — Разве не подходит это имя — родник арфы — великому современному поэту, который страдает в настоящем, живет в прошлом, крадет кости из гробниц старых драматургов и летает на этом новомодном ветрожуйном миксере, чтобы обрушивать вам на голову сонеты? Мне жаль старых простодушных святых и ангелов, не имевших невидимых крыльев, подобных тем, что даны мне, дабы кружиться в пируэтах стремительной иволгой и биться в экстатических конвульсиях, распевая в воздухе свои псалмы или отправляя души на адские мучения. Жалкие земнородные воробьи с подрезанными крыльями. Лишь гений их способен был к полету. Лишь музе их была ведома прелесть воздушной болезни…

— Гарри, — перебила его жена, стоявшая на земле с закрытыми глазами.

— Охотник! — воззвал поэт. — Эйкенс! Перед вами лучшая в мире дичь — крылатый поэт. Я обнажу грудь. Пустите в полет жало вашей медоносной пчелы! Обрушьте меня, Икара, наземь, коль ваше ружье в себя вобрало сиянье солнца стволом своим, и высвободите лесной пожар единый, что к небесам воздвигнется и обратит жир, харю, фитиль и лиру в жалкое смоляное чучелко. На изготовку, целься, огонь!

Охотник добродушно изобразил прицеливание.

Поэт же, расхохотавшись еще громче, действительно распахнул рубашку, выставив голую грудь.

И в этот миг на берегу канала воцарилась тишина.

Там показалась идущая пешком женщина. За нею шла горничная. Нигде не было видно никакой машины, и можно было подумать, что они преодолели долгий путь от марсианских холмов и наконец дошли до места назначения.

Этот безмолвный выход придал Каре Корелли особое достоинство и привлек к ней всеобщее внимание.

Поэт прервал свой лирический монолог и приземлился.

Все собравшиеся дружно уставились на актрису, а та смотрела на них, словно не видя. На ней был черный — точно такого же оттенка, как ее черные волосы — облегающий брючный костюм. Она производила впечатление женщины, не имевшей обыкновения много говорить, и сейчас приближалась так, будто высматривала, не решится ли кто-нибудь пошевелиться без приказа. Ветер играл ее волосами, рассыпавшимися по плечам. Лицо ее потрясало бледностью. И на присутствовавших взирали не столько ее глаза, сколько эта бледность.

А потом, так и не сказав ни слова, с видом человека, твердо знающего свое предназначение, она сошла на яхту и села впереди, как носовая фигура.

Мгновения тишины завершились.

Ааронсон провел пальцем по отпечатанному списку гостей.

— Актер, красавица, она же актриса, охотник, поэт, жена поэта, капитан ракеты, бывший инженер. Все в сборе!

Стоя на кормовой палубе своей внушительной яхты, Ааронсон развернул карты.

— Леди, джентльмены, — произнес он. — Нам предстоит не просто четырехдневная попойка или бесцельная прогулка. Мы отправляемся в Поиск!

Он сделал паузу, выждал, пока лица загорятся интересом, пока глаза увидят карту, и продолжил:

— Мы ищем легендарный затерянный марсианский город, некогда носивший имя Диа-Сао. Еще его называли Городом Рока. С ним связана какая-то ужасная история. Жители бежали оттуда, как от чумы. Город опустел. Пуст он и сейчас, через много веков.

— За последние пятнадцать лет, — вмешался капитан Уайлдер, — мы сфотографировали, нанесли на карты и подробно описали каждый акр поверхности Марса. Судя по вашим словам, это было очень крупное поселение, и его просто невозможно было не заметить.

— Совершенно верно, — ответил Ааронсон. — Вы вели съемку с высоты и с поверхности планеты. Но никто еще не искал его с воды! Потому что каналы до этого момента были пусты! Зато теперь, когда заполнился последний канал, мы отправимся по воде в те места, куда ходили корабли в незапамятные времена, и увидим последние из оставшихся досель неведомыми красот Марса. — Он сделал короткую паузу и продолжил: — И где-то на нашем пути — и это так же верно, как дыхание, — мы найдем самый прекрасный, самый фантастический, самый мифический город в истории этого древнего мира. И, пройдясь по этому городу — ведь и такое может быть! — узнаем причину, заставившую марсиан десять тысяч лет назад в ужасе бежать из него, как гласит легенда.

Молчание. Затем:

— Браво! Красота! — Поэт энергично встряхнул руку старика.

— А этот город… — сказал Эйкенс, охотник. — Не может ли там найтись оружие, какого мы никогда еще не видели?

— Вполне возможно, сэр.