Машина эмоций

Да, и мы постоянно совершаем такие «ошибки» – но парадоксальным образом они часто спасают нас от путаницы! Ведь если бы вы принимали каждый стул за нечто совершенно новое, он был бы для вас абсолютно бесполезен. Но если каждый новый стул напоминает вам о других стульях, то вы найдете ему множество применений.

Репрезентация знаний с помощью паналогий имела бы существенные преимущества. Паналогия служит для использования одной и той же структуры в нескольких разных целях путем изменения контекстов или плоскостей знаний, сохраненных в аналогичных «ячейках». Мы уже убедились, как это позволяет быстро переключаться между разными значениями одних и тех же объектов и как каждая такая точка зрения помогает преодолеть недостатки других. В общем и целом это был бы простой способ репрезентации самых разных метафор и аналогий. Все это заставляет меня предположить, что наш мозг, вероятно, хранит значительную часть житейских знаний в виде паналогий[113].

Если воспоминания в основном состоят из паналогий, то большинство наших мыслей всегда будут неоднозначными. Однако это достоинство, а не недостаток, потому что человеческая находчивость во многом основывается на использовании аналогий, вытекающих из этой неоднозначности.

8.4. Каким образом люди так быстро учатся?

Много лет назад философ Дэвид Юм поставил вопрос о том, почему мы вообще способны чему-то учиться:

Всем заключениям из опыта предпосылается в качестве основания то, что будущее будет похоже на прошедшее и что сходные силы будут соединены со сходными чувственными качествами. Если допустить, что порядок природы может измениться и что прошлое может перестать служить правилом для будущего, то всякий опыт становится бесполезным и не дает повода ни к какому выводу, ни к какому заключению[114].

Иными словами, научение само по себе может функционировать только в достаточно единообразной вселенной. Но нам все же нужно спросить себя, как именно оно функционирует, и особенно важно разобраться в том, как учатся люди, ведь никакие другие существа неспособны усваивать такие объемы знаний. Более того, по сравнению с другими животными мы делаем это изумительно быстро – так что остановимся здесь на вопросе о том, каким образом у нас получается извлекать столь многое из одного-единственного опыта[115]. Вот случай, которым это можно проиллюстрировать:

Джек увидел, как одна собака выполняет какой-то трюк, и попытался обучить ему свою собаку, но ей потребовались сотни уроков, чтобы освоить этот трюк. Однако Джек запомнил его, увидев всего однажды. Как удалось Джеку так быстро выучить то, что он увидел только один раз?

Иногда людям тоже приходится долго практиковаться, но сейчас нам необходимо объяснить те случаи, когда мы учимся очень многому на примере одной-единственной ситуации. Существует, впрочем, теория, которая предполагает, что Джеку тоже нужно много повторений, просто он выполняет их с помощью «дрессировщика», живущего у него в голове, и применяет этого «дрессировщика» для обучения других ресурсов своего мозга – во многом так же, как он сам дрессирует своего питомца!

Для этого Джек, возможно, задействует процесс, подобный разностной машине из раздела 6.3. Он начинается с описания трюка, которое теперь хранится у него в «кратковременной памяти». Затем мысленный «дрессировщик» Джека должен скопировать это описание в какое-то другое, более постоянное место хранения, последовательно корректируя новую копию до тех пор, пока между этими краткосрочными и долгосрочными воспоминаниями не исчезнет малейшая существенная разница. Это можно сделать, внеся совсем небольшие изменения в процесс, описанный в разделе 6.3:

Разностная машина

Чтобы превратить все это в копировальную машину, мы можем просто дать ей задание менять второе описание, а не первое – пока структура в долгосрочной памяти не станет выглядеть так же, как в краткосрочной[116].

«Ментальный дрессировщик»