Машина лорда Келвина

И вот тогда я заметил краем глаза какое-то движение в дальнем конце хранилища. Там кто-то был, я совершенно в этом уверен. Кто-то бродил по закоулкам склада, но, заслышав выстрел и шум последующей возни, вышел на открытое пространство. Но, вероятно, заметив в окне наши с Хасбро вытянутые физиономии, неизвестный скрылся, заключив, что серьезных причин для волнения у него нет. Причем проделал он это с поразительной скоростью: когда я пихнул локтем Хасбро, привлекая его внимание к незнакомцу, того и след простыл. Впрочем, выслеживать его смысла не было: кто бы там ни прятался, к числу наших недругов он точно не принадлежал, ведь все они собрались перед нами, как в витрине. Помню, в тот момент у меня промелькнула мысль, что этот тип просто ждет естественной кульминации событий и появится на импровизированной сцене, когда вся грязная работа будет проделана.

Все это время Нарбондо мирно покоился на льду, неподвижный и, кажется, полностью оледеневший. По-видимому, эта черная фигура только сейчас бросилась Уиллису в глаза: Пьюл робко придвинулся ближе, глянул в лицо доктору и от страха побелел сам. Даже в своем глубоком, невозможном ледяном сне Нарбондо наводил ужас на бедняжку Уилла! И вот, будто по сигналу, доктор вздрогнул в своем холодном забытье и что-то пробормотал; Пьюл в ужасе отпрянул назад, привалился к дальней стене, вжался в нее и застыл, обхватив себя руками и задрав ногу на манер фламинго, — он словно одновременно хотел и свернуться в комочек, и иметь возможность удрать, если потребуется.

Миссис Пьюл всплеснула руками, подлетела к сыну и, трепеща ресницами, принялась увещевать свое великовозрастное дитя: она долго гладила его по голове с тошнотворным сюсюканьем, однако же взведенного револьвера из руки не выпустила. По пути, перешагивая через неуклюже разбросанные ноги мертвого Боукера, она оскользнулась в успевшей натечь лужице крови и устояла на ногах, только схватившись за лацкан пиджака Уиллиса. Прервав свое дурашливое воркование, миссис Пьюл смачно выругалась и преспокойно вытерла подошву туфли о сорочку капитана. Может, Хасбро со своего места не видел этой последней детали, но от меня она не укрылась — и, должен признаться, повергла в ужас, тем более что жуткая женщина не замедлила вернуться к сыну, величая его «потеряшкой», «бедным несмышленышем», «птенчиком» и всяческими иными ласкательными прозвищами. Я же не мог оторвать взгляда от украсивших рубаху капитана новых кровавых следов, оставленных туфлей этой лицемерки. Мне вдруг сделалось дурно, и я посмотрел на Хасбро: интересно, удалось ли ему сохранить привычную невозмутимость? Отвратительная сцена проняла и его, — на лице верного слуги Сент-Ива изумление боролось с глубоким отвращением; похоже, ничто человеческое и ему не чуждо.

— Нужно найти профессора, — шепнул я.

Перспектива продолжать наблюдение меня не привлекала: ясно ведь, что обездвиженному доктору не уцелеть и что процесс его умерщвления не станет приятным зрелищем. Эти двое — ходячий ужас, спору нет, но, как бы жестоко это ни прозвучало, в тот момент я не собирался мешать Пьюлам поквитаться с Нарбондо; просто не желал этого видеть.

Сквозь заросли сорной травы мы с Хасбро зашагали к небольшой двери, которая вела в «спальные покои» капитана Боукера. На сей раз дверь оказалась заперта надежнее, чем в первый мой визит — на засов, закрепленный в скобах продетым через них болтом, — хотя едва ли была в состоянии предотвратить бегство изнутри наружу. Впрочем, и мы без труда избавились от засова и, войдя, обнаружили на кровати покойника-капитана Сент-Ива, связанного по рукам и ногам с кляпом во рту. Мы вытащили кляп, распутали веревки и частью жестами, частью шепотом объяснили, какого рода мрачные делишки творятся в дальней каморке. Сент-Ив тотчас бросился к двери, ведущей в ледяную кладовую, полный решимости положить этому конец. Ему было безразлично, чьей именно жизни угрожает опасность, пусть даже этот человек негодяй и преступник: в представлении Сент-Ива даже Нарбондо имел право рассчитывать на то, чтобы предстать перед магистратом.

Распахнув дверь, Сент-Ив обнаружил за ней, как не сложно догадаться, миссис Пьюл, с достойной гиббона ухмылкой на лице и со взведенным револьвером наготове. Готовый одним прыжком раствориться в ночи, я мигом повернулся к еще открытой входной двери с единственной мыслью, разумеется: кому-то необходимо сбежать, чтобы привести констебля или позвать на помощь. Что поделаешь, если подобная задача всегда почему-то выпадает именно на мою долю! Но путь мне преградил Уиллис Пьюл — осунувшийся и измученный, с трагически-зловещей маской на лице, он дрожавшими руками держал нацеленное на меня капитаново ружье. Итак, я поднял руки, а миссис Пьюл тем временем отобрала у Хасбро револьвер. На том дело и кончилось.