Машина мышления. Заставь себя думать

Карлссон воспользовался методом спектрофото-флуориметрии, тогда совсем не популярным у психофармакологов, и смог показать, что резерпин снижает в мозге подопытных кроликов уровень дофамина, норадреналина и серотонина.

Неудивительно, что получившие резерпин кролики впадали в кататонию — то есть, по сути, выключались и были полностью обездвижены.

Карлссон же ввёл этим оглушённым кроликам предшественник дофамина — L-DOPA[19]. И уже через 15 минут они бегали и резвились как ни в чём небывало!50

Но это ещё не конец истории. На сцене появляется Олег Хорникевич — врач и биохимик, благодаря которому мы знаем теперь, как развивается болезнь Паркинсона и как можно существенно улучшить жизнь пациентов, страдающих этим страшным недугом.

Олег Хорникевич родился во Львове в 1926 году, а в 1940 году его семья перебралась в Вену. Время было тяжёлое, Олег заболел туберкулёзом, что и определило его профессиональный выбор — он стал врачом, окончив Венский университет.

Потом благодаря гранту была стажировка в Оксфорде в лаборатории Хью Блашко, где Хорникевич и познакомился с дофамином и где исследовалось его влияние на сердечно-сосудистую систему.

Вернувшись в Вену, Хорникевич был крайне воодушевлён открытиями Монтегю, Карлссона и ряда других исследователей, которые занимались ролью дофамина в работе мозга.

Благодаря посмертным исследованиям мозга пациентов, страдавших от тяжёлых форм болезни Паркинсона и инфекционного постэнцефалитического паркинсонизма, удалось установить:

связь между дофамином и состоянием черной субстанции (эта область мозга, которую можно назвать нашим внутренним химическим заводом по производству дофамина),

• кроме того, Хорникевич обнаружил, что в данных состояниях отмечалось существенное снижение присутствия дофамина в хвостатом ядре и в скорлупе мозга.

Хорникевич предположил, что болезнь Паркинсона вызывается гибелью нейронов, вырабатывающих дофамин в чёрной субстанции, что и приводит к тому, что весь дофаминергический путь, идущий через соответствующие подкорковые структуры в новый мозг, перестаёт работать51.

Гипотеза была весьма и весьма смелой, а в медицине с такими гипотезами, как вы понимаете, сложно экспериментировать, ведь делать это надо на людях… Кто возьмёт на себя такую ответственность?

Целый год Хорникевич уговаривал своего коллегу, врача Вальтера Биркмайера, решиться на исследование. Благо среди пациентов Биркмайера в больнице Лайнц было пять человек, в отношении которых медицина была абсолютно бессильна.

Эти пациенты перенесли редкую форму энцефалита, который закончился для них примерно так же, как для кроликов Карлссона, получивших большую дозу резерпина: долгие годы они пребывали в полной заторможенности и неподвижности — как смерть наяву.

Биркмайер считал, что это последствие гипоталамического поражения, которое привело к недостатку серотонина, а Хорникевич убеждал его в дофаминовой теории.

Наконец Биркмайер сдался, и его пациенты стали той группой, которая в июле 1961 года получила небольшую дозу внутривенной L-DOPA.

Пробуждение пациентов, годами находившихся в коматозном, по сути, состоянии, было сродни чуду52.

«Я, конечно, до сих пор это помню, — рассказывал потом Олег Хорникевич в одном из своих интервью. — Это был захватывающий момент. Мы увидели, как пациенты, которые не могли ходить, не могли вставать с постели, не могли даже находиться в сидячем положении, начинали ходить! Они выполняли все эти действия как обычно, словно ничего и не было.

У них восстановилась речь, а также жестикуляция и сопутствующие движения, выражения лиц. Они начали смеяться, а затем плакали от радости. Это были пациенты, которым не мог помочь ни один врач, а затем этот эффект дал L-DOPA. Это было действительно незабываемо».

К сожалению, эффект от препарата был лишь временным, поскольку сам по себе дофамин не может заменить дофаминергическую систему мозга, если она полностью уничтожена болезнью.

Через два дня жизни, подаренной им дозой дофамина, пациенты Биркмайера, а теперь и Хорникевича, вернулись к своему прежнему состоянию — пассивному, безэмоциональному, полной неподвижности.

Но благодаря этому историческому событию и, конечно, большому количеству последовавших за ним клинических исследований миллионы пациентов с болезнью Паркинсона живут теперь десятилетиями вполне приемлемой жизнью, несмотря на прогрессирующее нейродегенеративное заболевание.

Однако нам, раздумывающим над машиной мышления, конечно, важно нечто другое…