– Нет! – закричал Марвин, оплетая Купера руками, словно голодный осьминог. – Ох, детка, что же они с тобой сделали?
– Они? – визгливо заорал Купер. – Хрен
Он казался себе таким маленьким, и все, чего он сейчас хотел, так это просто прекратить существование.
Марвин собирался что-то ответить, хотя Купер и сам понимал, что сорвался в истерику. Больной не виноват в том, что его убивает болезнь. Тому, что Купер жил в тени колосса смертоносной заразы, причиной были простое стечение обстоятельств да матушка-природа. Он понимал это, но не мог смириться. «Это сварнинг? Так все и начинается?» – задумался Купер. Никогда прежде его так не волновало происходящее вокруг, он был слишком занят разгребанием собственного дерьма, чтобы утруждать себя еще и чужими проблемами. Марвин раскрыл рот, явно собираясь возмутиться, но они уже стремительно спускались к крыше. Как и почти все прочие «приходы», этот заканчивался, не принеся никакого удовлетворения, где-то на грани между откровением и разочарованием. «Ничто не имеет конца, потому что никогда и ничто не завершается», – подумал Купер, готовясь к столкновению с крышей.
– Прости меня, – сказал он.
– Ты в порядке? – спросил Марвин, собираясь для переката, чтобы погасить инерцию от жесткой посадки.
В следующее мгновение удар о крышу вышиб воздух из их легких. К тому моменту, когда Купер нашел в себе силы сесть, Марвин уже стоял, широко расставив ноги и ехидно показывая на него пальцем. Хотя перед глазами все плыло, Купер смог разглядеть Гестора, все еще тяжело дышавшего после танцев и последовавшего за ними полета. Вожак стоял, прислонившись к полуразрушенной стене, рассматривая новичка скучающим взглядом.
Купер поднялся на локтях. Казалось, будто столкновение с крышей вытряхнуло из него все эмоции. Он не помнил, что или почему испытывал. Но эмоции были ядовитыми и, возможно, были
– Катись в жопу, шлюшка! – почти с любовью в голосе проворчал Купер.
– Живой! – весело завопил Марвин буквально на мгновение позже, чтобы радость его не показалась наигранной, наблюдая за тем, как Купер опять распластывается под стальным карнизом, хотя бы как-то защищающим от струй черного ливня. Затем Мертвый Парень повернулся к своим товарищам и махнул им. – А я говорил, что он справится!
Теплые руки помогли Куперу подняться, и в свете костров сверкнули зубы Гестора. По-прежнему прячась за пластиковыми линзами солнцезащитных очков, вожак произнес басовитым голосом непререкаемого лидера:
– Вынужден извиниться, Марвин, что усомнился в тебе. Этим вечером ты заслужил награду – ну, почти.
– Почти? – Марвин был готов сорваться на визг; у Купера все похолодело внутри, хотя чего-то подобного он и ожидал.
Одной рукой Гестор протянул кривой кинжал, а другой указал на небеса:
– Эмираты свободы оценят твое покаяние, когда ты исполнишь свою работу.
«Награда? – Купер и хотел бы сбежать, но рука Марвина крепко прижала его к крыше. – Покаяние?»
Марвин поник головой и принял кинжал.
– Прости, – прошептал Мертвый Парень, обливаясь слезами, пока его пальцы поднимались вдоль по позвоночнику к шее Купера. В голове последнего зазвенело: «ПростиПростиПростиТакМногоПричинДляСкорбиМойПухлыйАнгелочек, МойМилыйМальчикКакБыЯХотелТебяЛюбить, ЕслиБыТолькоНамЭтоПозволили».
Гестор хрипло засмеялся, глядя поверх своих дурацких очков.
– Давай. Прирежь его.
Опьяняющее прикосновение Марвина заставило Купера вновь безвольно развалиться на крыше и застонать. Энтропия успела бы поглотить бесчисленные вселенные, а Куперу не только бы не надоело это ощущение – он бы пришел еще и за добавкой. Марвин понимал это и улыбался. Все, что терзало Купера, вдруг улетучилось, и он внезапно осознал, что умоляет: «Сделай это; уничтожь меня. Членосос!»
Когда-то у Купера был дом, но он его потерял; были друзья, но он их покинул; прямой путь, с которого он свернул, когда перед ним раскрылась роза возможностей. Купер с ужасом осознал, что был готов плясать с «Оттоком», лишь бы снова стать свободным, был готов любить Мертвого Парня, дарить ему свою живую кровь и даже душу, если тот только попросит. Если бы Марвин пообещал привести его к свободе, Купер согласился бы вырвать собственное сердце. Поцеловал бы лича в засос в пергаментные уста, если это было необходимо ради свободы.
Марвин оскалил зубы и обнажил кинжал… и тогда Купер познал блаженство.