Машина пробуждения

Упав, Купер ободрал в кровь колени и ладони, но в остальном все обошлось без повреждений. Чьи-то руки – не Гестора и не Марвина – помогли ему подняться и отряхнули. На крыше собралась целая толпа Мертвых Парней, образовавшая полукруг возле того места, где заканчивался трос. Один из них накинул на плечи Купера нечто вроде халата, и толстяк, стуча зубами от холода и страха, поспешил запахнуться поплотнее.

Они стояли на вершине еще одной башни, даже более фантастической, нежели та, которую Купер про себя уже обозначил как штаб «Оттока». Но, конечно же, все эти башни принадлежали нежити и их приспешникам. Пол и остатки стен этого небоскреба были возведены из бесшовного синевато-серого материала, напоминавшего нечто среднее между металлом и керамикой, а под его матовой поверхностью мельтешили электрические искры.

Купер ничего не стал говорить.

– Готов ощутить все могущество «Оттока»? – пробасил Гестор, снимая очки и убирая их в карман куртки. Позади него из теней лестничного пролета возник тощий юноша, выделявшийся длинными волосами цвета бургундского. – Позволь кое о чем тебя спросить, Купер.

Тот посмотрел на унылое черное небо.

– Ладно.

– Какой сорт вина ты предпочитаешь?

– Что? Вино? – изумленно воскликнул Купер.

Присоединившийся к ним Мертвый Парень встал возле Гестора и что-то зашептал тому на ухо.

– Да, – засмеялся предводитель. – Так какой?

Купер обвел взглядом город, что распростерся за покрывалом тьмы: очередная ночь уже подходила к концу, но Купол все еще сиял своим внутренним светом, и в домах то там, то сям горели огни, а дальше на севере проявлялись очертания неприступных скал. Метафора города, обветшалая и проржавевшая, несущая груз своей истории на сломанной спине. «А может, не метафора, а какой-то дух? – задумался Купер. – Шаманы же беседуют с духами».

– Какое вино… кхм… Похоже, мистер Гестор, вы поймали меня врасплох в момент перемены предпочтений.

– В смысле? – уточнил Гестор, хотя Марвин и длинноволосый Мертвый Парень кивнули.

– Еще три дня назад я бы с легкостью ответил на этот вопрос. – Купер прикрыл глаза, вспоминая последнюю песню, игравшую на его лаптопе. Тот мир был так далек. – Тогда я принадлежал только одному городу, а теперь разрываюсь сразу между двумя. Что я пил в то время? Дешевое бордо, а порой неплохой лафит, когда отец присылал мне его в подарок на день рождения. Знаете, я скучаю по отцу. Не знаю, волнуют ли подобные проблемы хоть кого-то из вас, – он специально выделил слово, – полагаю, в вашей среде не принято говорить о таком, да? И все же я скучаю по нему и рад, что испытываю это чувство. Ведь так мне будет проще объяснить вам, Гестор, что мое вино есть мультиверсум, разлитый по кубкам, что суть миры. Он наполняет их, словно тот самый лафит, или вионье, или то тошнотворное пойло, которое вы, как я догадываюсь, собираетесь залить в мое горло.

Гестор смотрел на Купера так, словно рожденный шаман вдруг отрастил вторую голову. Купер сомневался, что кто-нибудь прежде позволял себе такой тон в разговоре с этим человеком.

– Так что… – он повел по крыше босой пяткой, – вот такое оно, мое гребаное вино.

Гестор прикусил губу, чтобы скрыть улыбку. Затем он кивнул длинноволосому:

– Сомелье Вейч заведует нашей самой лучшей выпивкой. Я позволю ему продемонстрировать тебе тот драгоценный приз, что ожидает тебя.

Губы Вейча растянулись в узкой напряженной улыбке; взгляд его, казалось, никак не может сфокусироваться.

– Забудь про мультиверсум, Купер, – произнес он, отворачиваясь. – Мои винные погреба завладеют твоей душой намного сильнее и на куда больший срок.

Марвин взял Купера за руку, и сомелье повел их к лестнице, убегающей в полные водяных бликов глубины здания.

Вейч спустился с ними по наклонному коридору, вдоль одной стены которого тянулись порталы, и звон в ушах Купера усилился. Из каждого прохода, запечатанного овальным люком, словно они находились не в здании, а на каком-нибудь корабле, доносились вздохи, стоны и звуки, полные чистого животного отчаяния, отражавшиеся эхом от мрачных стен, которые изгибались над головой, образуя нечто вроде схлестнувшихся волн, которым никогда не суждено обрушиться. Куперу порой начинало казаться, что он вот-вот утонет, но воды не станут спешить убить его; он будет погружаться в бездонные пучины, вначале синие, потом серые, а потом все станет черным-черно. Такой крошечный в этой тьме, но живой, беззащитный перед многочисленными ужасами пустоты…

После того как они прошли мимо дюжины или около того камер, из каждой из которых доносились звуки страданий, Вейч-сомелье остановился возле одного из люков, положил на него ладонь и прислонился так, словно устал. Спустя мгновение вышли два охранника из Мертвых Парней. Один был тощим скучающим блондином, а второй, брюнет, усмехался, торопливо застегивая штаны.

– Ты серьезно, Флеб? – усталым тоном поинтересовался Вейч.

Брюнет только пожал плечами и вместе со своим напарником замер на страже открытого люка. Купер следом за сомелье вошел внутрь.