Машина пробуждения

– Наш народ существовал всегда, Лолли, но не всегда жил. В самом начале мы были неизменными и медлительными, словно ледник; не такими бессмертными и могущественными, как Первые люди, – скорее подобными деревьям или же валунам, обнаженным рекой. Прекрасными и неподвижными. Недвижимыми. И лишь только на заре Третьих людей мы впервые сумели оглядеться и увидеть самих себя.

– Хочу быть идеальной, – заныла Альмондина, прижимаясь к маме. – Хочу, чтобы мы жили с самого начала, до человечества.

– Нет ничего плохого в том, чтобы быть идеальной, маленький мой кошмар. Но ты заблуждаешься. – Королева покачала головой и проводила взглядом очередное облачко пара. – Мы предшествуем человечеству не более, чем воздух предшествует ветру, – наша история начинается с того дня, когда мы пришли в движение. Вместе с ними. Конфликт между человечеством и феями составляет и их историю, и нашу.

Лолли посасывала засахаренный хвост ящерицы, стачивая сладкие чешуйки крохотными острыми зубками.

– Так для этого мы ожили? Ради человечества?

– Убыстрились, – поправила королева. – Рождение человечества убыстрило нас, и тогда мы начали жить. Мы утратили свою вечную чистоту, заразившись человеческой страстью до вражды и греха. Если бы только мы могли вернуть себе былую неподвижность, возможно, сумели бы вновь обрести и утраченную непорочность. Но может быть, и нет, может быть, теперь единственный выход для нас – не останавливаться; словно танцор, вышедший на сцену. – Королева подняла одну ногу; ее любовь к танцам была общеизвестна. – Это путь ваших праматерей. Кто знает, куда заведет нас хаос прогресса?

– Не понимаю, – произнесла Лалловё своим сладким голоском, а вовсе не Тэм. – Разве мы куда-то идем?

Танцующая королева крепко прижала к себе обеих дочерей, так, что их носы соприкоснулись.

– Время покажет, мои кровавые ангелочки.

К реальности Тэма вернула звонкая пощечина. Лицо уже взрослой Лалловё повисло буквально в паре дюймов от его глаз и вовсе не выражало радости.

– Тэм! – проворчала она. – У меня нет целого дня впереди, чтобы объяснить тебе задачу. Соберись.

– Разумеется, госпожа. Смиренно прошу простить. – Тэм старался не смотреть ей в глаза; слишком свежи были в его голове ее воспоминания.

Но Лалловё уже возвратилась на свою кушетку – эта женщина никогда не оставалась стоять, если могла присесть, и никогда не сидела, если могла прилечь, – и теперь изучала исписанный чернилами пергамент. Она расстелила письмо на коленях, лишь украдкой посматривая по сторонам.

Как и всегда, послание Цикатрикс содержало лишь обрывочную информацию. Строчки цифр и букв, которые Лалловё не доверила бы ничьим рукам, даже Тэма. Он должен был запомнить их наизусть, и никак иначе.

«Зачем матери понадобилась монета?» – мысленно спросила она себя и тут же сама подобрала наиболее вероятный ответ.

– Использует для создания диода, конечно же, – объяснила Лалловё несуществующему собеседнику, роль которого великолепно освоил Тэм. – Диод для нового вивизистора. Неужели она и в самом деле все это время сплавляла воедино магию и технологии десятка разных миров? При других обстоятельствах я бы ни за что не поверила в этакую дребедень, но мы живем в годину безумия, и приходится полагаться на безумную логику.

Лалловё протянула руку, и Тэм подошел ближе. Но госпожа тут же отстранилась, и он отступил. На его лисьем лице не отразилось никаких эмоций.

– Она хочет, чтобы я сделала его? Но как? – Маркиза задумалась над значением монеты и предыдущего письма Цикатрикс о человеке. – Шипы и время, Тэм! Как думаешь, стоит выбрать орла?

– Эм-м? Пардон, госпожа?

– Или все же решку. И зависит ли что-то от штампа на монете? От этого в симпатическом колдовстве многое может измениться. А может, и нет. Или и вовсе привести к катастрофе. – Маркиза постучала когтями по пергаменту, и ее прекрасное лицо задумчиво нахмурилось. – Полагаю, происхождение используемых материалов не менее важно для функционирования вивизистора, нежели гениальность его устройства, хотя, возможно, я и пытаюсь перемудрить. Или напротив, чего-то не замечаю. Как же меня все это бесит; так много путеводных нитей, но все они лживы, словно обещания Силии!

Лалловё говорит сама с собой, понял Тэм. Ему вовсе не обязательно было понимать ход ее мыслей. «Если только я не начинаю понимать».

– Ненавижу Нумизмата. Заломил тройную цену за мою привязку к телу только потому, что я – фея. – Маркиза потянулась за своим бокалом с вином, и Тэм не сразу заметил, что второй рукой она манит его к себе. – Разве не кошмар?

Тэм среагировал буквально на полсекунды позже, чем ожидалось, и госпожа резко повернулась к нему.

– Тэм! – Изо рта маркизы выстрелил длинный и узкий черный язык, с невероятной скоростью ужаливший щеку Тэма. Там, где он проткнул кожу, из двух крошечных отверстий проступили капельки крови. – Слушай внимательно: по тому адресу, что я назову тебе, ты должен забрать одну редкую монету. Теперь снова возьми меня за руку и на сей раз постарайся сосредоточиться на той информации, которую я пытаюсь передать.