Машина пробуждения

– Ты не видишь меня, Ффлэн, иначе бы уже понял, что я подготовилась ко всему.

Тонкие нити опутали Эшера, отрывая его от пола. А затем они впились в его тело. Великан закричал.

– Ты раскрыл Купол и испортил мою игрушку раньше, чем я успела с ней поиграть, – возмущенно произнесла Цикатрикс. – Но зачем плакать, если я могу починить все то, что ты сломал?

Опутанное тонкой проволокой проводки, истекающее белой кровью тело Эшера поплыло к центру сферического помещения.

– Один из Первых людей питал это устройство энергией бесчисленное количество веков, – кивнула королева в сторону оплывшего трупа. – Не сомневаюсь, ты тоже протянешь достаточно времени.

Купером овладела паника. Сесстри была ранена, и, может быть, даже смертельно. Пурити уже выполнила все, что могла, а травмированная Прама почти лишилась сил. Поэтому толстяк сделал единственное, пришедшее на ум: бросился к Цикатрикс и изо всех своих сил вцепился в поддерживавшие ее тело детские ноги.

Королева закричала и попыталась отпихнуть его, но Купер держался крепко. Цикатрикс поволокла его за собой по полу, пока он сражался с ножками юных дев. Все это казалось кошмарным сном. «Интересно, – гадал Купер, – если в ее теле заточены волшебные создания, возможно ли убедить их совершить самоубийство, пообещав взамен свободу?» Он держался, хотя шершавый пол обдирал его изуродованную спину, и пытался обманом заставить феечек умереть, старался оторвать от тела королевы детские конечности, тщился придумать что угодно, только бы Цикатрикс не убила Эшера или не сделала чего-нибудь еще более скверного.

«Вы повинуетесь не своей королеве! – кричал он всем системам, какие только чувствовал, и в первую очередь тем, что отвечали за ноги, к которым он сейчас прицепился. – Вы выполняете приказы чудовища, укравшего ее тело!»

К тому моменту как Цикатрикс удалось сбросить его, толстяк успел достучаться до нескольких существ – духов природы, – управлявших пересаженными ногами.

Удивительно, но у него получилось. Одна за другой кукольные ножки застывали и синели, а на краю поля зрения королевы вспыхнули шесть желтых значков, вскоре изменивших цвет на оранжевый, а затем и на красный: поступление кислорода в ткани снизилось до нуля, распятые пикси выкрикивали прогнозы и сообщения о системных сбоях. Краденые ноги обмякли, стали ватными и отвалились.

Цикатрикс завывала, извиваясь на животе и пытаясь переползти через отделившийся от нее искусственный таз и шесть сочащихся кровью конечностей. Смявшиеся юбки системы охлаждения полетели в стороны, обнажая треугольный, будто у трилобита, хвост.

Откатившись, Купер врезался в стену, сильно приложившись головой. Эшер все еще парил в воздухе, опутанный сотнями золотых нитей. Когда толстяк поднялся, Цикатрикс поползла к нему, цепляясь когтями и отталкиваясь коротким хвостом. А затем она совершенно немыслимым образом подняла голову, плечи и выпрямилась вертикально.

Она левитировала. Она, мать ее, левитировала. Купер попытался схватить королеву за талию, но та сдернула свой хвост, будто кашемировую юбку, и молодой американец вновь покатился по полу. Сброшенный сегментированный хвост извивался в его руках.

Это был последний внешний слой, под ним уже не было искусственных органов, только кости и плоть ниже пояса – уполовиненная фея приближалась со смертоносным блеском в глазах. Куперу казалось как-то даже неприличным смотреть на пустые гнезда в обнажившихся бедрах – морщинистых, сухих, изуродованных подагрой, мертвых – этой женщины, защитившей надежной броней почти все члены, органы и сосуды в том, что еще оставалось от ее органического тела.

– Мама? – В проходе появилась Лалловё, вернувшаяся то ли из некоего подобия благородства, то ли из-за того, что хотела узнать, кто в конце концов победит и какие из этого можно извлечь для себя преимущества. Она казалась ошарашенной. – Ты ли это?

Прошло много лет с тех пор, когда ее мать еще выглядела как женщина. И то, что королева с собой сотворила, было ужасно.

– Убирайся, – хрипло процедила Цикатрикс. – Ты оказалась моей ошибкой.

Властительница фей протянула руки к горлу Купера, но тот вдруг нашел в себе такие резервы силы воли, о каких и не подозревал, и закрыл глаза, не обращая внимания на приближение монстра. Он поднял руку – ту самую, на которой недоставало пальца, – и почувствовал, как кровь течет через нее в мизинец, питавший вивизистор Лалловё. Маркиза и Цикатрикс были связаны узами крови, а он сам был связан с Лалловё. Он не мог заболтать каждое волшебное существо в вивизисторах, метастазами пронизавших тело королевы, зато в его силах было нечто иное.

«Красный цвет – нить, связующая всю повесть», – Купер обращался к жидкости своих артерий, словно к одному из тех духов, с какими разговаривают шаманы. Он вспомнил слова, раздавшиеся в его голове, когда он впервые услышал чужие мысли – мысли человека с обнаженным торсом, встретившегося ему в Неподобии; по какой-то причине они вполне подходили случаю. Дух его красной-красной крови струился сквозь эфир от руки к пальцу и обратно.