Машина снов

Земля задрожала. Мир наполнился низким гулом, от которого замирало сердце. Будто бы Луна стала огромным гонгом, в который Земля ударила, бросив в него Солнцем. ММММММММММ. Рокочущий гул накрыл всё, вековой лес замер от неожиданности, насекомые застыли в воздухе.

Марко бросился к котомке, попытался развязать её, но не к месту разлохматившаяся верёвка не поддавалась, тогда он ударом стилета срезал горловину, как сбивают горлышко горшку с вином, котомка упала в грязь, Марко подхватил её, выхватил заветную тыковку'-горлянку и… Вспомнил, как в день, когда они с отцом и Матвеем отплыли в Константинов град, оставив дом, чтобы отвезти свет иерусалимской лампады в Катай, солнце садилось за изумрудный горизонт, подсвечивая воду изнутри розовым сиянием, и тысячи морских мошек светились в ответ этому розовому мареву, полосами играя в нефритовой толще воды, которую корабль тяжело разрезал своим полнобрюхим омшелым днищем. И отец сказал ему: «Каждый раз, отправляясь в путешествие, я думаю только об одном — удастся ли мне вернуться. Но каждый раз, как очередное путешествие заканчивается, я начинаю тосковать по новому путешествию, ещё только занеся ногу над порогом нашего дома. Запомни этот момент, сынок. Может быть, такого сияния уже никогда не будет в наших с тобой жизнях».

Марко перекрестился, сбросил чувяки и штаны. Голую кожу охватил нехороший озноб; сжав челюсти от подступающего ужаса, Марко снова обмахнулся крестом, пробормотал невнятную молитву, путая слова, и, зубами вырвав пробку, окатил себя молоком Чёрного дракона, попутно жадно глотая резко пахнущую мускусом и ещё чем-то животным и кислым струю. «Что ты делаешь?» — пронеслась в сознании яркая мысль. «Всё равно никакого другого пути нет», — камнем ответила ей другая, тёмная и злая.

~

~ ~ ~

~ ~ ~ ~ ~ ~

~ адовомолоко ~ адовомолочным ~ кислопотоком ~

~ крутозалило ~ глазуширот ~ запалило ~ огнь ~ сердешной ~ ~ вылилось ~ сквозь ~ надмакувкой ~ пропелось ~ в ~ горлонос ~

~ заползки ~ в ~ отрожки ~ заползли ~ залились ~

~ промылись ~ в ~ пазухи ~ душевные ~ продавились ~

~ просочились ~ в ~ глуби ~ кровяные ~ забурлили ~

~ в ~ кишечном ~ буреломе ~ скукожили ~ брюшину ~

~ выдавили ~ стоны ~ жалобные ~ хрипато ~ забились ~

~ в ~ лёхких ~ сблюнуть ~ не ~ можно ~ крутит ~ веретено ~

~ в ~ пуповинном ~ жёлобе ~ наматывает ~ тело ~ на ~ ось ~

~ веретёнцем ~ вьёт ~ из ~ мяса ~ кудель ~ из ~ дыхания ~

~ нитка ~ серебряная ~ пузырится ~ в ~ адовомолозиве ~

~ захлёбывая ~ криком ~ альвеолы ~ раздирая ~ в ~ шматки ~ ~ выплюнуть ~ вытолкнуть ~ выпасть ~ из ~ потока ~

чёрного ~

~ ~ ~ ~ ~ ~

~ ~ ~

~

Марко висел в воздухе посереди полянки, раскинув руки. Словно факел. Тёмное чужое пламя полыхало на его коже как жидкая темнота, как адовы смерчи. Из расширившихся зрачков хлестал чёрный свет. Изо рта ввысь уходил, теряясь в пасмурном небе, столб раскалённой полуночной лавы, где-то над облаками превращавшийся в дым, сливающийся с ватной влагой предгрозовых туч. Растопыренные пальцы продолжались нитями, уходящими в пространство дымным следом. Песок, сходя с ума, выбивал ритмичный орнамент из колец огня. Болезненный вопль вырывался из искусанных губ, пронзая лес, огибая горы и теряясь в пространстве.

И, словно откликаясь на этот мучительный призыв, из воздуха сгустились очертания человека ростом выше самого высокого всадника. Он из стороны в сторону поводил исполинской головой, как слепец или человек, внезапно очутившийся в темноте и теперь пытающийся разглядеть в ней верный путь. На закрытых веках пылали иероглифы. Рот сковывала пламенеющая печать. Воздушная плоть Тёмного человека сгущалась с каждым мгновением, становясь всё менее прозрачной, насыщалась цветом, наливалась объёмом, проявлялась всё ярче и ярче. Он увидел останки Чиншина и безмолвно заревел, запрокинул голову, черты лица исказились в истошном крике, но ни единого звука не вырвалось из полупрозрачной груди.