Тут Аполлон Григорьевич понял, что немного увлекся, забрал снимки и спрятал подальше. Не хватало слушать критику чистой науки от чиновника, который использует психологику!
– В этом есть рациональное зерно, – сказал он. – Доктор, как только перестанет обижаться, что-нибудь да найдет… Есть у меня надежда, что за искрами преступления – будущее. Только бы научиться их отгадывать… Кстати, ее ладонь показательна. Если бы сразу иметь такой снимок, выбивающийся из нормы, дело бы лихо пошло… И не смейте мне возражать.
Ванзаров послушно смолчал. Терпения Лебедева хватило ненадолго.
– Ну и чего вы молчите?
– Не смею нарушить запрет…
Аполлон Григорьевич даже руками всплеснул.
– Скажите, какие нежности! Как обманывать кружок честных спиритов, щелкая под столом палочками для бирюлек, так дерзости хватило…
Не следовало напоминать, как в это же время обманывали великого криминалиста. Буквально на другой стороне Екатерининского канала.
– Электрофотография любопытна, но бесполезна, – сказал Ванзаров.
– Почему же бесполезна? Сразу ясно, кого надо ловить…
– Предпочитаю более надежную сеть…
– Только не говорите, что ваша лженаука принесла больше пользы! – Лебедев погрозил пальцем стеллажу с анатомическими препаратами.
– Как прикажете…
Ванзаров разгладил ус и с независимым видом уставился в окно. Лебедев понял, что его пытают незаметно, но жестоко: дергают за любопытство, как кота за хвост. Что может быть хуже: оставить друга в неведении, как был распутан ребус. Утаить разгадку.
– Не стыдно вам?
В голосе Аполлона Григорьевича было столько искренней обиды, что его мучениям пора было положить конец.
– Дело не в искрах животного электричества, – сказал Ванзаров.
– А в чем же? Спиритические силы подсказали?
– Ключ, лед, платок и завещание, – последовал краткий ответ, продолжая мучения криминалиста.
Стерпеть было невозможно. Аполлон Григорьевич потребовал разъяснений без утайки и хитростей. Иначе обиду будет не смыть даже ящиком коньяка. Таких денег у чиновника сыска не было.
– Ключ от кладовой был в кармане пальто Иртемьева, – начал Ванзаров.
– Догадались, потому что в левом, неудобном кармане? – поспешил Лебедев.
– Ключ должен был висеть на связке, которую нашли в кармане его брюк. Если он так важен для Иртемьева, почему небрежно лежит в кармане пальто? Зачем вообще отстегнул? Ведь с точки зрения…
Тут Ванзаров запнулся. Ему милостиво махнули: чего уж там, пусть лженаука, лишь бы добраться до сути.
– …с точки зрения психологики это невозможно: в кладовке Иртемьев спрятал три тела, никому не позволяет входить. И вдруг – такая небрежность. Почему? Ключ положил кто-то другой. Кто? Тот, кто заставил его полезть в петлю. Тот, кто привел Иртемьева на чердак короткой дорогой: через кухню. Тот, кто нарочно достал из сундука Лукерьи праздничный поясок. Только один человек мог это сделать: тот, кто врал про кладовку, про кухарку и делал только то, что нужно ему…
– Ей, – поправил Аполлон Григорьевич. – Кто бы мог подумать, что в скромной девушке таится такая сила… И такое зло…
Ванзаров был задумчив.
– Самое простое и самое странное дело из тех, что мне попадалось…
Лебедев тоже об этом думал. Ничего похожего в его практике не нашлось.
– Лед куда вывел? – спросил он. – На ледяных «кабанчиках» следов не остается.
– На первом сеансе на чайном столике стоял шербет, – ответил Ванзаров. – А шербет нельзя приготовить без свежеколотого льда. Вывод: мадемуазель Вера должна была заходить в кладовку. Где уже мертвым сном спала Лукерья. Якобы изгнанная хозяином дома. Вероятно, Иртемьеву мадемуазель Вера сказала, что Лукерья сбежала с крадеными деньгами… Разве великий медиум будет обращать внимание на пропажу какой-то кухарки? Заметили подружки Лукерьи – горничные. Пришли и увидели у Веры вышитый платок: бесценный подарок кухаркиного жениха… Стали задавать вопросы, угрожали пойти в полицию. У Веры не осталось выбора: надо было действовать быстро. Она схватила попавшийся под руку ковш, ударила по голове одну, затем другую. Чтобы не убежали и не начали кричать… Оглушенных затащила в кладовую, которую сама запирала, и обрушила им на голову ледяной брусок. Что выдавало физически не слишком сильного человека. Если бы горничные пришли поодиночке, итог был бы тот же. Когда их оказалось две, Вере пришлось спешить.
– Выходит, горничные не приходили требовать с Иртемьева денег?
– Они пришли спросить о пропавшей подружке…
– А Лукерья как догадалась? Подсмотрела на сеансе, как Вера щелкает ответы привидений на ваш манер?
Мелкий укол Ванзаров простил другу.
– Обнаружила пропажу палочек для бирюлек… В который раз. Убиралась у Веры в комнате, нашла поломанные, сказала ей. Чем подписала себе смертный приговор: Иртемьев не должен был узнать, что сеансы, где ему напророчили смерть первой жены и Афину, – фальшивка. Впрочем, как и другие. Вера давно поняла, что спиритизм – глупость. Поэтому не испугалась моего сеанса.
– А я-то подумал, что Лукерья видела, как Вера заколдовала малыша Сверчкова, – сказал Лебедев.
– Возможно, – согласился Ванзаров. – В любом случае кухарка оказалась прозорливее Иртемьева.