Машина страха

Мадемуазель была хороша, даже слишком. И потому привыкла пользоваться красотой как кнутом, которым погоняет, куда ей вздумается.

– Мы еще познакомимся с вами поближе, – пообещала Волант, отходя и чуть касаясь его рукава, словно оставляя магическую зарубку.

Господин Хованский сжал руку Ванзарова, словно проверял силу, но, получив достойный отпор, сразу отступил. Дружелюбно похлопал нового знакомого по плечу и предложил обращаться к нему запросто – Миша. Для спирита он казался слишком легкомысленным.

– Родственник Иртемьева, – сказал доктор, будто извиняясь.

– Кузен?

– Нет, шурин… Брат первой жены, Серафимы Павловны…

– Давно она умерла?

– Полтора года назад. – Погорельский загрустил, будто что-то вспомнил, но сразу встрепенулся: – Хочу познакомить вас с Артуром Дмитриевичем! Вы найдете много общего!

Он подвел Ванзарова к невысокому господину с грубоватыми чертами лица и представил. Мурфи осматривал Ванзарова с недоверием, каким не всякий пристав похвастается. Процедив сквозь зубы «очень приятно», отошел к чайному столику. Ничего общего, вероятно, не заметил.

Неловкость Прибытков скрасил изрядным добродушием.

– Не обращайте внимания, он всегда такой! Химик, что поделать. Они все странные и мрачные.

Судя по Лебедеву, химикаты далеко не всегда оставляли глубокий след в характере. Скорее, наоборот… Ванзаров увидел то, что хотел.

Доктор не оставлял его, а подвел к господину, занятому чашкой чая. Нотариус Клокоцкий кивнул и отвернулся к окну. Как будто потерял всякий интерес. Или не имел его вовсе.

Новичка не слишком жаловали.

В гостиную вошел редактор Прибытков, поклонился всем сразу и никому в отдельности. И тут же вышел.

– Волнуется Виктор Иванович, – пояснил Погорельский. – Перед сеансом всегда пребывает в смятении чувств…

– А ему что переживать?

– Хочет, чтобы сеанс удался… Болеет за спиритизм.

– Не вижу господина Иртемьева. На кухне супруге помогает?

– Иона Денисович у себя в кабинете, готовится. Выйдет к началу сеанса…

Ванзаров только хотел спросить, весь ли кружок в сборе, как в гостиной появилась девушка в простом платье, поверх которого был надет передник. Она вынесла поднос с бутербродами.

– А, вот и Верочка Ланд. – Погорельский улыбнулся ей с поклоном.

– Горничная? – из вежливости спросил Ванзаров.

– Компаньонка Афины Петровны… Кажется… Потом познакомлю…

Девушка приветливо ответила доктору, с некоторым интересом взглянула на незнакомого господина и пошла устраивать поднос на чайном столике. Доктор достал часы на цепочке.

– Ну, сейчас начнем. – Он огляделся. – А где же наш скромный юноша? Опять прячется… Сейчас найдут…

Погорельский отправился в малую гостиную. Ванзаров наконец был свободен. Издалека на него посматривала Волант. Мадемуазель сидела в вольной позе, приложив указательный палец ко лбу, словно в размышлениях. Хованский тихо и весело что-то обсуждал с Клокоцким. Мурфи прогуливался по гостиной, поглядывая на предмет, прикрытый черным платком, словно его притягивала магнетическая сила.

Прибытков вернулся с Афиной под руку.

– Господа, прошу занимать места, – сказал он, не взглянув на Ванзарова.

Помогая даме сесть, редактор отодвинул стул. Сам же ушел за противоположный конец стола. В гостиной появилась Вера Ланд без фартука, села рядом с Клокоцким, который оказался между ней и Афиной. Мурфи уселся по правую руку от мадам Иртемьевой, Хованский разместился рядом с ним. Но прежде усадил по соседству мадемуазель Волант, рядом с которой оставался незанятый стул. Ванзаров ждал, когда для него найдется местечко. Прибытков милостиво указал сесть по левую руку от себя.

Оставалось три стула.

Погорельский вернулся с господином, которого не успел представить Ванзарову. Момент был уже не слишком подходящий: все за столом. Да и юноша не слишком горел желанием знакомиться. К сожалению, ему пришлось сесть слева от Ванзарова. Сверчков сдержанно поклонился и старательно отвернулся. Всем видом показывая независимость и решимость довести порученное дело до конца. Как настоящий правовед.

Доктор занял предпоследний стул, по правую руку от Ланд. Остался только один свободный, между ним и Прибытковым. Как бы во главе заседания.

– Начнем, господа, – сказал редактор.

Ванзаров не сразу понял, откуда появился звук. Члены кружка пели тихую мелодию, почти не разжимая губ. Пели слаженно, как давно выученную. Мелодия была знакома, но какая именно, понять трудно. В музыке Ванзаров разбирался не слишком. Хорошо помнил лишь каватину из «Нормы».

Пение длилось минут пять, когда в гостиную медленно вошел Иртемьев. Он был в сорочке, ворот расстегнут, сам сосредоточен, глаза закрыты. Сел на свое место и откинулся на спинку стула. Зашипела серная спичка, Прибытков зажег свечу. Неслышно отодвинув стул, мягкими шажками добрался до стены и выключил электрический свет.

Тьма упала. Огонек свечи ослеплял. Разобрать что-то почти невозможно: между участниками сеанса расстояние было не менее вытянутой руки. Мелодия все еще звучала.

– Ш-ш-ш… Начинается, – послышался голос Прибыткова. – Иона Денисович вошел в транс…

Настала тишина.

Дрогнул язычок пламени.