Машина Судного дня. Откровения разработчика плана ядерной войны

Я никогда не забуду то утро{206}. Я встретил Оппенгеймера на станции и привез его на побережье, откуда открывался мирный вид на озеро. Там я выслушал его рассказ. Оказывается, его группа выяснила, что может начаться термоядерная реакция – та самая, которая протекает при взрыве водородной бомбы. В те времена в этом видели огромную неведомую опасность. Ядра водорода, протоны, становились при очень высокой температуре нестабильными и могли сливаться с образованием ядер гелия. Не случится ли так, что колоссальная температура атомного взрыва окажется именно такой, которая необходима для взрыва водорода? А если она достаточна для чистого водорода, то как поведет себя водород в морской воде? Не приведет ли взрыв атомной бомбы к взрыву всего океана?

Но это еще не все. Азот в воздухе также становится нестабильным, хотя и в меньшей степени. Не приведет ли атомный взрыв к зажиганию атмосферы?

На такие вопросы нельзя было закрывать глаза. Действительно ли существует возможность того, что атомная бомба инициирует взрыв азота в атмосфере или водорода в океане? Это означало бы всеобщую катастрофу. Лучше уж попасть в рабство к нацистам, чем рисковать существованием всего человечества!

Остановимся на мгновение и обдумаем это последнее предложение. Оно вроде бы вполне разумно. Тем не менее если взять бесчисленные книги о нацизме и Второй мировой войне, то не думаю, что в них можно найти нечто подобное, ни в официальных документах, ни в мемуарах, ни в исторических монографиях, ни в редакционных статьях газет, ни в письмах читателей. Может ли быть что-нибудь хуже гитлеровской оккупации?

Порабощение нацистами не грозило американцам в ближайшее время, однако этого нельзя было сказать об их военных союзниках, британцах и русских. В июне 1942 г. накануне шестимесячной Сталинградской битвой победа фашистов над Россией казалась более чем возможной с учетом их успеха с оккупацией всей Европы. А в момент того разговора Комптона нацисты запустили машину уничтожения 2 млн поляков и 6 млн евреев на оккупированных территориях в дополнение к 27 млн советских солдат и граждан. Могло ли на самом деле существовать нечто худшее, нечто настолько плохое, что «риск» его реализации был хуже фашистского рабства?

Если честно, то да. Комптон сразу понял, к чему все это может привести, – к концу жизни на Земле, к такой перспективе, избегать которую необходимо любой ценой.

Как ни удивительно, реакция Адольфа Гитлера на такую возможность была аналогичной. За несколько недель до этого, в июне 1942 г., министр вооружений Альберт Шпеер подтвердил мнение Гитлера относительно того, что создание атомной бомбы во время войны «не даст большого выигрыша». Это объяснялось не только тем, что бомбу невозможно было создать за два года, которые Гитлер отвел на достижение полной победы, но и другой причиной:

Фактически профессор Гейзенберг{207} не дал окончательного ответа на мой вопрос, можно ли с абсолютной уверенностью считать, что ядерный распад удастся удержать под контролем или существует вероятность продолжения цепной реакции. Гитлер был явно не восторге от возможности превращения Земли под его правлением в раскаленную звезду.

Вслед за этим разговором Шпеер сообщил, что «по предложению физиков-ядерщиков мы свернули проект по созданию атомной бомбы… когда после повторного запроса о сроках, они сказали, что мы не можем рассчитывать на что-либо в течение трех или четырех лет».