Машина ужаса<br />(Фантастические произведения)

Сенат, по известиям газет, заседал беспрерывно в течение двух суток при закрытых дверях; были приглашены на это совещание представители финансового мира, Wall-Street должен был решить судьбу народа и страны.

Печать пестрела бесчисленными сенсационными подробностями, невероятными предположениями и предсказаниями. Печатные газеты во всех больших городах выпускались по несколько раз в день экстренными прибавлениями и тучами наводняли улицы, громкоговорящие рупоры телефонов осведомительных бюро и телеграфных агентств выкрикивали на людных площадях последние новости. Радиогазеты установили сроки своих сообщений на каждый час. Вечерами те же нетерпеливо ожидаемые известия писались огненными буквами световых сигналов, на темном фоне ночного неба. Человечество лихорадочно прислушивалось к этим новостям, ожидая приближения грозных событий и хватая на лету бесконечно растущие слухи, творившие уже легенду вокруг таинственной фигуры человека, объявившего войну миру.

К концу второго дня стало, наконец, известно, что совещание сената кончилось и вынесло решение.

Оно сообщалось дословно в специальных вечерних выпусках и снова оглушало, ослепляло и ошеломляло выбрасываемое и выплевываемое в бешеный бег улиц, в стремительные безликие шумные толпы, их затопившие бурными волнами живого моря, — всеми способами, какие только дал человеку разум, дотоле послушный слуга, теперь восставший против своего владыки.

Вот что говорило сообщение:

«Правительство республики в грозный час небывалого испытания, рассчитывая на стойкость и достоинство американского народа, — принимает вызов врага, объявляет страну на осадном положении, вручает президенту чрезвычайные полномочия и приводит на военное положение несколько дивизий, расположенных вдоль Атлантического побережья, и атлантическую эскадру.

Вместе с тем, учитывая то, что борьба ведется не только за честь, достоинство и благополучие американского народа, но и всего мира, и помня силу противника, конгресс обращается ко всем правительствам, ученым ассоциациям и отдельным их представителям с просьбой о помощи против общего врага в смысле изобретения способов борьбы с новым оружием».

Сообщение звучало достаточно убедительно. Правительство республики, в сущности, признавалось в своем бессилии. Дело принимало серьезный оборот. Готовились грозные события.

Они были тем более грозными, что развертывались шире, чем, может быть, думал и желал сам Джозеф Эликотт.

Рядом с молниями, которые метал Великий Неведомый из своего царства железа и камня, — слышались глухие раскаты другой грозы, растущей из глубины народных масс.

Бессилие правительства будто сообщило толчок этим дремлющим силам, дававшим себя знать только изредка и слабо неясным гулом, который должен был перейти в раскаты непобедимой бури. Кажется, теперь наставали сроки.

Из разных углов Заатлантической республики, главным образом из крупных промышленных центров, приходили известия о глухом волнении рабочих масс, прорывавшемся то там, то здесь все более серьезными вспышками. Уже через три дня разразилась забастовка, охватившая весь нефтяной район Пенсильвании и Огайо.

Правительство старалось не допустить сведений об этих событиях в печать; когда же скрыть их не оказалось возможным, — оно приписало их результатам воздействия оружия Эликотта и на этом основании объявило, что будет бороться всеми имеющимися в его распоряжении средствами с движением, как оказывающим содействие врагу государства.

Но нам, конечно, была ясна вся вздорность этого утверждения: слишком обширен был район, охваченный волнениями, отозвавшимися к тому же и в других пунктах страны: в Сан-Франциско, в Чикаго, в Новом Орлеане.

— Вот что называется — передергивать в игре, — насмешливо заметил по этому поводу Сергей Павлович.

Как бы то ни было, под этим «благовидным» предлогом осадное положение было прежде всего использовано против нарастающего движения и обрушилось своими громами на главные его центры. Трудно было угадать правду в туманных сообщениях газет по этому поводу, но главное было ясно: правительство, чувствуя пробуждение старого неугомонного врага, поставило свои пулеметы против него, отыгрываясь в поражении, понесенном в Памлико-Саунде.

Вечером третьего дня мы собрались втроем в лаборатории Сергея Павловича. Юрий был возбужден и, видимо, весь горел; Морев смотрел сосредоточенно и угрюмо.