Это соответствовало, впрочем, их внешнему виду, их хрупкому телосложению и нежным чертам лица. Прилив разочарования охватил меня. На мгновение я подумал, что напрасно выстроил свою Машину времени!..
Кивнув головой, я указал на солнце и так искусно изобразил им гром, что они были поражены от изумления. Они отошли от меня на шаг и поклонились. Затем один из них, улыбаясь, подошел ко мне, держа в руках гирлянду из очень красивых цветов, но совершенно мне неизвестных, и надел мне ее на шею. Это было встречено ими мелодическими аплодисментами, и затем все стали бегать, рвать цветы и, смеясь, бросать в меня, пока совершенно не забросали ими.
Вы, никогда не видавшие ничего подобного, даже и представить себе не можете, какие нежные и удивительные цветы создала культура бесчисленного множества лет!
Кто-то из них, вероятно, высказал мысль, что меня, служившего для них игрушкой, надо бы выставить в ближайшем здании, и меня тотчас же повели к огромному серому зданию из растрескавшегося камня, мимо белого мраморного сфинкса, который словно наблюдал за мной все время, насмехаясь над моим изумлением.
Когда я шел вместе с ними, мне вдруг вспомнилась моя прежняя твердая уверенность, что наши отдаленные потомки будут отличаться глубокою серьезностью и высоким развитием интеллекта, – и я невольно рассмеялся.
Здание, куда меня привели, имело огромный вход и вообще было колоссальных размеров. Само собою разумеется, что я с величайшим интересом рассматривал все возрастающую толпу маленьких людей и огромное отверстие открытых ворот, темное и таинственное, сияющее передо мной. Общее впечатление от окружающего мира, который я мог наблюдать через их головы, было таково, как будто он весь представлял густое сплетение кустов и цветов и имел вид давно запущенного сада, но все же не заросшего сорной травой. Я видел множество высоких стеблей странных белых цветов с восковыми лепестками, шириной около фута. Они были разбросаны везде и, по-видимому, росли в диком виде среди кустарников, но я не присматривался к ним хорошенько в то время. Моя Машина осталась на лужайке среди рододендронов.
Арка главного входа была украшена богатой резьбой, но я, само собою разумеется, не рассматривал ее особенно внимательно. Впрочем, я заметил, когда проходил через нее, большое сходство со старофиникийскими украшениями, и меня поразило только, что резьба сильно пострадала от времени и во многих местах была сломана.
В дверях меня встретили другие маленькие человечки, одетые в еще более светлые одежды, и мы вошли все вместе. В своем темном костюме девятнадцатого столетия я представлял, вероятно, довольно забавную фигуру, увешанный гирляндами цветов и окруженный волнующейся толпой маленьких людей в светлых одеждах, сверкающих белизной своих обнаженных членов и наполняющих все кругом взрывами своего мелодичного смеха и нежного веселого воркования.
Огромная дверь вела в соответствующей величины залу, увешанную старинным оружием. Крыша была в тени, а в окна, частью с цветными стеклами, частью совсем без стекол, вливался смягченный, приятный свет. Пол был сделан из огромных глыб какого-то очень твердого белого металла, именно глыб – не плит и не полос. И эти глыбы были так истерты, должно быть, шагами бесчисленных прошлых поколений, проходивших тут, что местами там, где чаще ходили, образовались даже глубокие колеи. В поперечном направлении к длине залы стояли бесчисленные столы, сделанные из кусков полированного камня, вышиною не больше фута, и на них лежали груды плодов. Некоторые из этих плодов показались мне чем-то вроде гипертрофированной малины и апельсинов, но большая часть была мне совершенно неизвестна.
Между столами были разбросаны в большом количестве мягкие подушки. Мои провожатые уселись на них и сделали мне знак, чтобы я последовал их примеру. С милой бесцеремонностью они принялись есть плоды прямо руками, бросая кожуру и все остатки в круглые отверстия по бокам столов. Я, конечно, не замедлил воспользоваться их приглашением, так как чувствовал голод и жажду.
Насытившись, я принялся осматривать залу. Пожалуй, то, что поразило меня больше всего, был вид разрушения, который она представляла. Цветные стекла окон, представлявших геометрические фигуры, были разбиты во многих местах, а занавески, висевшие у нижнего края, были покрыты толстым слоем пыли. Я заметил также, что угол мраморного стола возле меня был отломан. И тем не менее общее впечатление было замечательное, и зала поражала богатством своей отделки и своею живописностью.
В ней находилось около двухсот обедающих. Большинство из них постаралось сесть ко мне как можно ближе. Они с интересом наблюдали за мной, поглядывая на меня своими блестящими маленькими глазками поверх плодов, которые ели. Все были одинаково одеты в нежные, но очень прочные шелковые ткани.