Машины Российской Империи

– Извини, мы уезжаем прямо сейчас.

– Чего, серьезно? – удивился он. – Куда?

– Да родители тут… – я неопределенно помахал рукой. – Решили, в общем, устроить мне сюрприз. Уж устроили, так устроили. Прямо сейчас едем.

– Надолго?

– Не знаю, думаю, на пару дней, не меньше.

Петька насупился, вроде даже обиделся, судя по его, гм… большому лицу.

– Мы же договаривались идти смотреть дирижабли. И учеба как же?

– Да какая там учеба! – не выдержал я. – Мы на Всемирную Выставку едем!

Вот тут его проняло. Сметанин просто обалдел, даже рот приоткрыл. Потом лицо стало алчным, и он схватил меня за воротник:

– Открытки привези! И моторчик! Там новые модели будут продавать, машины на моторчиках! Ну, маленьких двигателях, говорят, их сам Тесла изобрел! И еще… А Механический Человек?! О-о-о!!! Сделай фотокарточки, обязательно!.

– Хорошо, хорошо. Ты как маленький, ну, честно.

– Да ведь случай какой! Я же тоже хотел, мечтал, ты знаешь, но – никак! А ты… Эх! Слушай, и еще…

– Сметанин! – повысил я голос. – Я по-настоящему, бесповоротно и окончательно спешу. Ты это понимаешь? Не захлопывать же дверь перед твоим носом, мы же тогда поссоримся. Ну? Понимаешь?

Он понял. Вздохнул, молча спустился с крыльца и, ссутулившись, пошел прочь по улице. Даже жалко его стало, но я подавил жалость, сказал в сгорбленную спину: «До свидания» и закрыл дверь.

Родители стояли на лестнице и глядели на меня.

– Что? – спросил я. – Да, мне неудобно перед приятелем!

Джейн ободряюще улыбнулась, Генри развел руками, и они ушли переодеваться.

Я тоже пошел в свою комнату. Досада на родителей за то, что стали вдруг столько всего скрывать, не исчезла, к ней примешивалась тревога – ведь не просто так они скрывают, на то есть какие-то важные причины. Такое впечатление, что они за меня боятся и не очень понимают, как себя со мной вести. Что-то изменилось между нами, только я никак не мог понять, что именно.

Тревогу быстро вытеснило предвкушение. «Самодержец»! Всемирная Выставка! Я еду туда! Не просто еду – по дороге мы провернем сложную операцию! По заказу некоего Мистера Икс! Радостное ожидание переполнило меня, словно шар теплого света раздулся в груди. Начиналось что-то невероятное.

2

Щуплый, нервный господин в черном пальто и котелке вышел из дома, пригладил усы-щетку, вороватым движением достал из кармана фляжку, приложился к ней и сунул обратно. Котелок, пальто, костюм под ним – все вроде обычное, но нечто во внешности господина говорило: иностранец.

– Это Вилл Брутман, – поведала Джейн, вместе со мной выглядывавшая в окно кареты.

– Очевидность данного утверждения соперничает только с его банальностью, – пробормотал я, поправляя белую перчатку, которая все норовила сползти с запястья.

– Некоторых людей еще называют: язвы, – сообщила мама в пространство.

Корсет, надетый под платьем, давил на ребра, с непривычки было трудно дышать. То есть снизу он давил, а сверху был как-то излишне свободен. Женские панталоны, кто бы мог подумать, жали между ног… а чулки с подвязками? Ощущение подвязок на бедрах – это просто чертова адская пытка, как женщины носят такое, зачем согласились связать свои судьбы с этими орудиями мучения и страдания?! И еще у меня чесались щеки под легким слоем пудры, наложенным мамой.

А вот родителям моим было хорошо: они, конечно, приоделись, но ничего такого необычного. На Джейн было дорожное платье и шляпка с торчащим в небо, как антенна, пером; на Генри – костюм тонкой английской шерсти и кепи. Одежда дорогая, пошитая с год назад в Европе, в известном лондонском Доме Изящества и Моды. Эти наряды они берегли именно для таких случаев, то есть когда нужно было изобразить зажиточных иностранцев. Генри еще и нацепил пенсне, очень потешно смотревшееся на его крупном лице. Револьвер он держал в кобуре, надежно укрытой под свободным сюртуком, а на коленях мамы стоял ридикюль, куда она положила свой. У меня, кстати, была сумочка – маленькая, беленькая и совершенно бессмысленная. Просто крошечный гимн бестолковости. Внутри пудреница и зеркальце, положенные туда мамой, и расческа-ножик, который в сумочку сунул я.

Генри остановил «федота» у поворота улицы, подальше от дома инженера Брутмана, потому что у входа маячила карета модели «доброконева», с гербом российских железных дорог на двери. Шофер – судя по внешности, приезжий с Кавказа – курил, поставив ногу на колесо. При виде инженера он встрепенулся и щелчком отправил окурок на мостовую.

За Виллом Брутманом из подъезда появился слуга с чемоданом, сразу же приковавший мое внимание. Лет пятидесяти, коренастый, смуглый, с длинными усами, широкоплечий. Жесткие складки у рта, тяжелое невыразительное лицо. В движениях его чувствовалась сила, причем сила мрачная, опасная.