Маска Черного Тюльпана

Майлз раздобыл не только кольцо, но и епископа Лондонского. Тот, не в самом парадном своем облачении, имел раздраженный вид человека, которого вытащили из постели в час, обычно предназначенный для сна. В Длинной гостиной соорудили импровизированный алтарь, вдоль обеих стен поставили стулья, которые Амели украсила лентами и цветами, проявив больше энтузиазма, чем вкуса. По контрасту со своим веселым декором длинные ряды стульев выглядели удручающе пустыми. Вместо полагающихся друзей и родни там сидели братья Толмондели, смущенные, но в боевом настроении, и миссис Кэткарт, в одиночку прилагавшая усилия, чтобы набросить флер благопристойности на столь поспешное действо.

И к алтарю ее должен бы вести отец, а не брат, настроенный скорее на убийство, чем на брак. И ее мать должна бы сидеть в нервом ряду в немыслимой шляпе, гордо улыбаясь и раздавая всем приказания. Ее родители. О Боже! Что они подумают, когда она скажет им, что вышла замуж без их согласия и в их отсутствие? Генриетта не сомневалась — против ее брака с Майлзом они возражать не станут, но то, как она это сделала, может вывести из себя и самых терпимых родителей. Даже мысль об этом казалась невыносимой.

Но задумываться об отсутствующих у Генриетты и времени-то не осталось. Пока мисс Грей играла гимны, чистенько, но бесстрастно, Генриетта потратила большую часть продвижения к алтарю, убеждая брата не убивать жениха. После нескольких ярдов бесплодных споров она наконец заставила его замолчать, заметив — ему просто повезло, что брат Амели оказался миролюбивым человеком. Поскольку бракосочетание Ричарда вышло даже более своеобразным, чем ее собственное — его совершили на плывущем через Ла-Манш судне, а обязанности священника исполнял ставший пиратом дворецкий, — и Ричард об этом помнил.

— И все равно я бы лучше вздул его, — пробормотал Ричард.

— Очень прошу тебя воздержаться от чрезмерных восторгов на моей свадьбе до окончания церемонии, — прошипела в ответ Генриетта, вызвав сердитый взгляд епископа и встревоженный — Майлза.

«Он тревожится, что я сбегу из-под венца… или что не сбегу?» И эту мысль Генриетта отставила на потом как еще одну в неуклонно разраставшемся списке вещей, о которых ей было невыносимо думать.

После лишенного всякого достоинства препирательства в ответ на вопрос епископа: «Кто отдает эту женщину этому мужчине?» (которое прекратила Амели, наступив Ричарду на ногу) — остаток церемонии прошел с неприличной скоростью. Генриетта подозревала, что епископ нарочно сократил обряд, но при ее рассеянном состоянии она не могла быть точно уверена. Более того, она вообще ни в чем не была уверена. Вся церемония прошла мимо нее со смутностью сновидения — цвета расплывались, голоса путались, все смешивалось в ужасающем карнавале нереальности. Слова, что они с Майлзом стали мужем и женой, застали Генриетту врасплох, и она приняла быстрый поцелуй своего теперь уже мужа, нисколько не напоминавший страстные объятия прошлого вечера, с некоторой долей сомнения в способности произошедшего тут связать их.

Только кольцо на пальце убеждало Генриетту — их обвенчали.

После церемонии они с Майлзом сели в его коляску, оставив братьев Толмондели воздавать должное второпях собранному торжественному завтраку.

— Пирожки с омарами, Фред! — услышала она обращенный к брату восторженный возглас Нэда, когда Майлз подсаживал ее в экипаж. Хоть кто-то порадуется, философически подумала Генриетта. У Ричарда был такой вид, будто он с большим удовольствием уничтожил бы блюдо крапивы.

Что же касается Майлза… Очень трудно было сказать, о чем думал Майлз. Генриетта глянула на мужа, правившего лошадьми с таким видом, будто у него другой заботы не было, как объехать большую яму посреди дороги. С самого отъезда из Селвик-Холла Майлз обращался с Генриеттой неизменно учтиво. Он укрыл ей ноги пледом, извинился за необходимость доставить ее в Лондон в открытом экипаже, предложил остановиться, чтобы перекусить, и даже зашел так далеко, что сделал замечание о погоде.

Майлз — и вежливый! Слишком вежливый. Это нервировало Генриетту.

Она метнула еще один быстрый взгляд на Майлза и увидела лишь, как он поспешно уставился на дорогу. Генриетта отвернулась, но не могла удержаться, чтобы из-под полей шляпы не скашивать потихоньку в его сторону глаза. Майлз смотрел в другом направлении. Они были похожи на двух персонажей комической оперы Моцарта, которые крадутся вокруг стен, стараясь не встретиться друг с другом[61].

Если бы им дали время поговорить до свадьбы! Генриетта не знала точно, что она сказала бы. Да и существует ли деликатный способ сказать: «Тебе не обязательно жениться на мне, если ты не хочешь»? Конечно, даже найди она такой способ, Генриетта не хуже Майлза понимала — все это полная чепуха. Он обязан на ней жениться. Она была скомпрометирована, погублена, обесчещена, пала, запятнала репутацию. У Генриетты кончались определения, но любое из них подходило.