Маска Черного Тюльпана

Майлз резко посмотрел на Генриетту, но за все свои старания получил укол нахальным пером в глаз. Он скоро возненавидит эту шляпку.

— А что ты здесь делаешь? — грубо спросил он у Болвана, когда их маленькая компания вошла в двери гостиницы.

Позади них непрерывный поток экипажей, делавших остановку на пути из Брайтона в Лондон, продолжал заполнять двор почтовой станции — все искали лошадей и передышки от тягот пути.

Болван улыбнулся и помахал носовым платком с каймой из гвоздик.

— Ездил в Брайтон. С принцем, само собой. В эти два дня в Павильоне[62] было не протолкнуться.

— А когда там было свободно? — спросил Майлз, широко махая рукой хозяину гостиницы в надежде, что чем скорее Болван наестся, тем скорее уедет. За ними уже выстраивались в очередь недовольные путешественники, возглавляемые стройным мужчиной, фаэтон которого чуть не сшиб Майлза во дворе. Судя по ширине лацканов его фрака и высоте воротника рубашки, он, несомненно, являлся одним из прихлебателей принца, только что из Брайтона. Это соображение прибавило силы голосу Майлза, и он проворчал: — Не понимаю, зачем ты подвергаешь себя таким мучениям?

— Ты шутишь, Доррингтон? Не могу сказать, что я очень люблю море, но все развлечения у принца первоклассные. В эти дни у него даже выступала оперная певица! Ей аккомпанировал какой-то итальянец, имя у него какое-то птичье. Чертовски очаровательная… э… — Болван посмотрел на Генриетту и умолк. — Э… певица, — с облегчением закончил он. — Чертовски очаровательная певица.

Даже Болван порадовался появлению хозяина гостиницы.

Вытирая руки о большое белое полотенце, повязанное вокруг талии, сей достойный человек объяснил, рассыпаясь в извинениях, что отдельная гостиная уже занята, господа видят, что гостиница переполнена из-за брайтонских развлечений принца и что, если леди и джентльмены не возражают, еще остались места в кафе…

Никто не возразил: Майлз — потому, что ему было все равно, где они сядут, поскольку в итоге уедут; Болван — потому, что продолжал говорить, а Генриетта — потому что вообще молчала. Майлза так и подмывало постучать по донышку ее проклятой шляпки и спросить, есть ли кто дома, но он решил, что в нынешнем настроении Генриетта навряд ли ответит благожелательно.

Кафе тоже было переполнено путешественниками, уписывавшими пироги со свининой, утиные грудки и большие порции баранины с картофелем, но неутомимый Болван с помощью перестановки обеспечил им маленький столик в углу и обмахнул носовым платком сиденье стула для Генриетты, и все это под непрерывный рассказ о красотах Брайтона — женских и архитектурных, поразительной певице, услаждавшей их слух в пятницу вечером, и о чудесных жилетах принца.

— …с настоящими павлиньими перьями! Присядете, леди Генриетта? — Болван с поклоном подвинул к Генриетте стул, который только что обмахнул платком.

— Жалко павлина, — пробормотал Майлз, обращаясь к девушке, но она даже не улыбнулась.

Генриетта покачала шляпкой, отказываясь от предлагаемого стула.

— Прошу меня простить, но я бы хотела привести себя в порядок с дороги.

По крайней мере, подумал Майлз, она не утратила вместе с голосом и словарного запаса. И пожалел, что Генриетта не использовала его для обращения к нему.

Поддавшись внезапному порыву, Майлз схватил Генриетту за запястье. Болван, по счастью, отвлекся — размахивал рукой, пытаясь привлечь внимание официанта и получить кувшин портера.

— Генриетта… — начал он.

— Да? — Генриетта подняла на него глаза, разом насторожившись.

Майлз сидел с полуоткрытым ртом, не в состоянии придумать, что сказать. «Ты не собираешься вылезти в окно?» не годится. «Ненавижу эту шляпку» будет честно, но в значительной степени бесполезно. А спросить: «Почему ты со мной не разговариваешь?» — нельзя в присутствии Болвана, да и на удовлетворительный ответ рассчитывать не приходится.

— Заказать для тебя лимонад? — неуклюже выдавил он.

Поля шляпки снова опустились.

— Нет, спасибо, — вежливо ответила она.

Майлз мысленно чертыхнулся.

Он понуро сидел, проклиная причуды человеческого общения, модистку Генриетты, а также Болвана и всех его потомков до конца времен.

Пока Болван разговаривал с официанткой, Майлз смотрел, как Генриетта обходит мужчину, приехавшего следом за ними, — представителя высшего света в рыжевато-коричневых панталонах, чудовищных размеров галстуке, с уголками воротника выше Вавилонской башни. Денди остановился в дверях, уставившись вслед Генриетте, жесткие фалды его фрака уперлись в стену. Майлз открыто мерил парня в дверях злобным взглядом. Какое право он имеет пялиться на Генриетту? Она несвободна, совершенно несвободна, и если этот хлыщ не перестанет в скором времени поедать ее взглядом (у Майлза имелось твердое представление о том, что значит «скоро»), Майлз позаботится, чтобы он об этом узнал. На мгновение показалось, будто хлыщ вознамерился последовать за Генриеттой — Майлз машинально потянулся к шпаге, которой сегодня при нем не было, — но хлыщ передумал и подошел к камину. Майлз мысленно поаплодировал данному решению.