Маска Дантеса

– Не будем терять времени на пустые разговоры, – оборвал хозяина Корвин.

– Не будем, – согласился хозяин. – Впрочем, я его теряю с утра до вечера. Трачу и трачу… а оно, время, не кончается.

– Твой отец! – вновь перебил Корвин. – Изобретал “эликсир забвения”. Хотел придать генетической памяти патриция избирательность, надеясь с помощью капель вытравить ненужные воспоминания… Так?

– Ну да… твой отец допрашивал моего. И я, и ты это помним, зачем же переживать неприятные минуты заново, уже в реальности?

– Препарат был создан, – продолжал Корвин. – Но избирательности в нем не было никакой. Он уничтожал память полностью. И генетическую, и самую обычную. Полная необратимая амнезия. Твой отец не рискнул испытать отраву на себе, “эликсир” выпил его старший сын… твой брат. Фавст.

– Что значит счастливец. Это имя придумал диктатор Сулла для своего сынишки. Тот Фавст был не большим удачником, как и мой несчастный братишка. Папаша угостил нового Фавста своим пойлом. Парень трое суток пролежал в бреду и очнулся плебеем. Именно поэтому я появился на свет. Но хочу напомнить, что это исключительная прерогатива главы семейства – наделить своего ребенка генетической памятью или лишить оной. Так что формально отец не совершал преступления.

– Лишить памяти можно только до рождения… – напомнил Корвин. – По закону – патриций должен принять решение до появления ребенка. После того, как наследник получил генетическую память, ее уничтожение – преступление.

– Ах да, я и забыл… Корвины прекрасно знают законы! Зато каждый Корнелий Сулла их нарушает!

Марк сделал вид, что не заметил издевки в интонациях собеседника.

– Кто, кроме тебя, мог знать формулу “эликсира”?

– Так все-таки допрос?

– Именно.

– Почему бы тебе не предположить, что формулу изобрели заново? Или ты отказываешь плебеям в сообразительности? – похоже, Сулле доставляло особое удовольствие постоянно язвить.

– Я ни в чем никому не отказываю. Просто считаю, что куда проще украсть изобретение, нежели корпеть над ним полжизни.

– Фи, сколько пренебрежения к человеческой натуре! Ты тоже относишься к плебеям с презрением. И с пренебрежением. Признайся, Корвин, приятно смотреть на других свысока лишь потому, что ты родился аристократом.

– Нет.

– Что – нет? – Сулла склонил голову набок. – Нет пренебрежения или презрения? Чего нет?

– Нет предубеждения. Плебеи могут быть сообразительны, умны и смелы. Точно так же, как могут быть подлы и трусливы. Как и патриции.

– А может быть, они лучше нас? Они свободны в своем выборе. Прошлое не отягчает их ум, любой жизненный путь для них открыт. Вот я, к примеру, мог бы стать лишь…

– Физиком или химиком, – подсказал Корвин. – Твои предки одинаково прославились на этом поприще.

– Но и то, и другое занятие мне кажется одинаково скучным. Я был лишен удовольствия постигать и открывать. Стоило мне начать вникать в какой-то вопрос, как тут же следовала подсказка. Наука опротивела мне прежде, чем я добрался до неисследованной области.

– Тогда стань тем, кем хочешь стать. Тебе никто не запрещает начать с нуля. Или мешает честолюбие?

– О нет, ничуть… – покачал головой Сулла. – Я уже сделал выбор. Я решил быть ничем. По-моему, это оригинальное решение.

– О нет! Ничуть! – в свою очередь передразнил Корвин. – Бездельников в избытке я видел на Колеснице.

– Узнаю Корвина! – засмеялся Сулла, кажется, нисколько не обидевшись. – На любой вопрос у него найдется ответ. Но на его вопросы не может ответить никто, кроме него самого. – Сулла вздохнул. – Так говорил мой отец. А я лишь за ним повторяю. Тебе это нравится? Нравится повторять? Слышать вечные подсказки?

– Пока не надоело. Итак, вернемся к “эликсиру забвения”. Ты даешь слово, что никому не передавал формулу состава?

– Клянусь. Чем поклясться? Памятью я не дорожу. Ну что ж, клянусь своей шкурой, душой и звездой Фидес… Впрочем, зачем клятвы? Я видел глазами отца, что происходило с моим братишкой, после того, как он проглотил эликсир. Клянусь, я не отличаюсь сентиментальностью, ребятня меня раздражает капризами, писком и визгом… но я никогда бы не дал эликсир ребенку.

“Он не лжет”, – шепнул голос предков.

“Или лжет очень хорошо”, – мысленно огрызнулся Марк.

Сулла при этом смотрел на него очень внимательно, по своему обыкновению склонив голову набок, и печально улыбался.

– Сейчас ты разговариваешь с ними… Я угадал? Это сводит с ума…

– Ничуть! – с вызовом отвечал Марк. – Но если ты не открывал никому тайну эликсиру, кто-то другой… Возможно, кто-то из помощников твоего отца.

– Мой отец вел работу в одиночку, и все записи были уничтожены по решению сенатской комиссии.

– В одиночку – в том смысле, что никто из патрициев не участвовал в его разработках. Никто кроме тебя, не получил в наследство его формулу. Но у него были ассистенты. Из плебеев. Мне нужны их имена.

– Почему ты уцепился именно за эту версию? У тебя есть доказательства, что у сектантов оказался препарат моего отца?

– Похитители назвали эликсир “Сулла”.

– Да любой бы назвал так отраву. Независимо от того, кто ее изобрел, – усмехнулся хозяин. – Правда, “Нерон” подходит куда больше…