Маска: история Меллисы де Бриз

Действительно, из-за двери донеслось ругательство и быстрые решительные шаги. Тот, кто рвался в кабинет, ушёл прочь ни с чем.

Меллиса встала и выглянула в окно. Рослый мужчина, яростно размахивая руками, быстро шёл через улицу от дома Жорансов.

— Простите, месье, толпы доверчивых и несчастных господ, одолживших вам некогда определённую сумму денег, ежедневно держат эту крепость в осаде?

— Да, без выходных.

— У вас в доме есть второй выход?

— Естественно. Он просто необходим. Есть еще выход на крышу, в крайнем случае.

Меллиса осуждающе покачала головой.

— Простите, мне хотелось бы знать, маркиз, эти "кредиторы" всегда хотят финансового разрешения конфликта или жаждут крови за поруганную честь?

— Я сказал, что должен по счетам кредиторам, а не рогоносцам, — холодно уточнил Валлюр. — Вопросы чести в этом доме не остаются за запертой дверью.

— Неужели?

— Смею вас уверить.

Графиня снисходительно рассмеялась и снова присела рядом на диван.

— Я слышала, признаться, как щёлкнул в двери замок, — игриво сказала Меллиса, — но думала, мне показалось.

— Нет, графиня, вы не ошиблись. Могу объяснить со всей откровенностью, поскольку вопрос этот не касается политики. Здесь немецкие замки, они сами защёлкиваются, стоит Дюфору прикрыть дверь. Когда нежелательный посетитель всё-таки врывается в дом, он, как правило, вынужден убедиться, что дверь заперта. И, почти всегда, решает уйти (хотя и не сразу). Пока не было случая, чтобы кто-нибудь прошибал дверь головой, поэтому я чувствую себя здесь в безопасности.

— Что ж, когда вас арестуют за участие в заговоре, — пошутила Меллиса, — гвардейцам придется всё-таки высадить дверь.

— Думаю, это справедливо, — сказал де Валлюр. — "Стучите, и откроется" — заповедь не обо мне, мадемуазель. Ко мне с добром не стучат.

— У вас действительно большие долги?

— Не знаю. Думаю, да. Это старые долги, они несколько обросли процентами за время своей неуплаты. Я затрудняюсь назвать точную сумму. Вам, с вашими шпионскими связями, это будет проще узнать, чем мне.

— Не знаю, чему, месье, вы учились в университетах, но только не вежливости! — не сдержалась Меллиса. — Я передумаю вести с вами разговор о делах.

— Угроза страшная, и я прошу прощения за свою грубость. Я сгораю от нетерпения услышать, что за предложение произнесут ваши прекрасные губки!

Меллиса подумала, что вовсе не рада комплементу. Наверное, всё дело в неискреннем тоне маркиза. Но тут ей в голову пришла неплохая мысль.

24(4)

— Господин де Валлюр, что скрывать, я действительно хорошо знаю монсеньора кардинала. И вам советую познакомиться с герцогом де Ришелье не только как с первым министром, но и как… с другом, который позаботился бы о вашей судьбе и придал ей верное направление.

— Вы предлагаете мне…

— Я действительно не гостья, а скорее, посланник. Вы понимаете, что служение интересам Франции — не пустяк, и доверие, оказанное вам, — огромная честь, — Меллиса сделала паузу, чтобы насладиться выражением растерянности на лице своего противника.

Это ей, однако, не удалось: Валлюр остался спокоен. Тогда Меллиса продолжила атаку.

— Я знаю наперед, что вы откажетесь от столь высокой чести, месье. Но, интересно, какое оправдание вы найдете своему отказу? При вашем запутанном финансовом положении…

— Скажите слово кардиналу, и я отправлюсь в долговую тюрьму, — усмехнулся Валлюр. — Но служить у него… не буду.

— По-че-му?

Маркиз опустил глаза, будто придумывая убедительный ответ. Но, ничего не придумав, сказал:

— Не хочу. Я не разделяю политические методы Монсеньора, люблю драться на шпагах и думать, что веду свободную жизнь. Я не смогу быть верным слугой Ришелье, а в друзья ему тем более не гожусь.

— Жаль, маркиз… Я хотела бы верить вашим словам, но не верю. Дворянин не может принадлежать сам себе и никому больше. Вы солгали, не назвав настоящей причины, и солгали, говоря о своей свободе. И я заставлю вас вспомнить эти слова. Очень скоро!

— Я вынужден принять ваш вызов, графиня, — с легким поклоном ответил Валлюр. — Можете обвинять меня в чём угодно, я не сержусь. Людям ваших занятий все кажутся заговорщиками и шпионами, но нет на свете честного способа доказать мою вину. Если вам это удастся, торжествуйте победу, но до тех пор…

— Я докажу, — пообещала Меллиса. — А до тех пор, продолжайте разыгрывать оскорблённую добродетель, маркиз. Я не стану вас упрекать.

Глава 25

Полночи Меллиса не могла уснуть. Она не могла успокоиться и всё вертелась в своей постели. Вставала, смотрела в окно.

Мысли. Тысяча мыслей…

А нужна всего одна, вернее, одно воспоминание. Но эта мысль никак не давалась Меллисе. Она не могла вспомнить. Всегда, если очень стараешься вспомнить и заставляешь себя сосредоточиться — мысль ускользает. Никакими силами ее не заставишь раскрыться, словно глухо захлопнувшуюся ракушку.

"Когда? Где?.. Когда же?"

"Нет, не помню. И всё-таки, когда?!"

"Зачем тебе это знать? Может, ничего и не было…"