Маска из другого мира

— Однажды жил молодой парень, — начал он. — Молодой, горячий, глупый. Еще не прошел первый после революции год, когда он нашел свою маску и решил, что это дар. Дар ему лично как представителю народа, чтобы отомстить тем, кто годами втаптывал в грязь его семью. Это была маска Капитана…

Я был уверен, что Иванов рассказывает про себя, но концовка его истории меня сбила. Какой, к рейтузам Мендельсона, Капитан? Впрочем, послушаю дальше.

— Тот парень, — продолжал режиссер, — пришел в дом своего бывшего хозяина и его семьи. Они как-то смогли выторговать себе целых две комнаты в старом особняке на Литейном и думали, что смогут просто пертерпеть все изменения. Но тот парень хотел отомстить за свое детство. Он сломал мозги дежурившему у ворот сторожу, отправив того в больницу на три месяца. Потом пришел к хозяйскую спальню и заставил бывших хозяев молить о пощаде. Он бы не остановился на этом, но так было угодно судьбе, что его уже взяли на заметку. А во время нападения за ним по пятам шел сам третий городской комиссар.

— Бейтикс? — догадался я.

— Бейтикс, — кивнул Иванов. — Он взял парня с ножом в руке, потом допросил так, как он это умеет. А потом, хоть это и был год, когда тысячи людей отправлялись на тот свет, пожалел его. Или не пожалел — может быть, что-то увидел. В любом случае, он дал ему шанс. Отобрал маску, а потом…

— Стоп! — оборвал я режиссера. — Как можно отобрать маску у живого человека? Это же невозможно!

— А если убить его парой тромбов, повысив температуру тела банальной ангиной, так чтобы он отключился? А потом вернуть к жизни, наделив на время гемофилией, будто он очередной несчастный потомок Елизаветы? — тихо спросил Иванов, и я все понял.

Действительно, как говорил мой приятель-врач, симптомы одной болезни могут прерывать и даже лечить последствия другой. Грязно, с большим риском, но могут.

— И что потом? — так же тихо спросил я.

— А потом парень пришел в себя, и ему сказали: теперь у тебя есть выбор — пойти в другой мир без защиты и с боем взять новую маску, которую будешь носить уже с честью… или умереть.

Я опять ярко представил, что означает оказаться среди хутхэнов без маски, без защиты, даже если рядом будет кто-то еще. Это требует немалой храбрости.

— Какую маску нашел тот парень? — я был уверен, что уже знаю ответ на этот вопрос. Но мне хотелось, чтобы сам Иванов сказал «Панталоне»…

— А разве это имеет значение? — но режиссер уже в который раз ответил вопросом на вопрос. — Главное, что если бы тот парень несмотря на все, через что прошел, оступился, то это стало бы приговором и для Бейтикса. Но, тем не менее, он дал ему шанс. А потом всегда был готов привести приговор в исполнение. И для себя, и для него.

Он замолчал, а я неожиданно понял еще кое-что. Если это история, как я и думаю, про самого Иванова, то в тот год, когда его выслали, пострадал и наш чекист. Ему тоже досталось, и вот недавний третий комиссар революционного Петрограда, перед которым были открыты все двери, застрял в Твери. Но не стало ли это причиной, по которой Бейтикс больше никого не спасал?

— Еще трое… — неожиданно сказал Иванов, словно прочитав мои сомнения. Впрочем, почему словно… Он режиссер, он привык читать других людей. — С тех пор он спас еще троих, и каждый из них оказался достоин.

В подъехавшую за нами машину мы сели уже молча, и всю небольшую дорогу до ТЮЗа я обдумывал наш разговор. Бейтикс, Иванов, возможности Докторов, хутхэны — все смешалось в моей голове, с одной стороны прояснив позицию защитников жестких мер, но с другой только еще больше все усложнив…

— Приехали, — Артемий Викторович вырвал меня из раздумий, и мы выбрались из машины. — Гонгадзе нас ждет в «Театральном».

Я усмехнулся про себя — второй раз за день иду в это кафе. Только сначала моей спутницей была красивая девушка, а сейчас компанию мне составят два более чем столетних режиссера. И от их предстоящего разговора будет очень многое зависеть. А я? Удастся ли мне внести свой пусть небольшой вклад или я так и останусь сторонним наблюдателем, своего рода адъютантом при Иванове?

— Присаживайтесь, друзья, — Автандил Зурабович сидел во главе стола, покрытого старомодной белой скатертью. — Угощайтесь, лучше всего говорить с сытым желудком.

Нам прислуживал улыбающийся мужчина лет пятидесяти, сухощавый, с кудрявой светлой шевелюрой — насколько мне было известно, один из совладельцев.

— Игорь — баутта, — пояснил мне Гонгадзе, — при нем можно спокойно обсуждать все дела.

Он не активировал фон, даже не показывал образ. Глава ТЮЗа явно показывал, что ждет честной беседы.

— Академическому театру нужна твоя помощь, Автандил, — Иванов принялся накладывать на свою тарелку сочный дымящийся шашлык, перемежая его с капустой по-гурийски, и жестом предложил мне не стесняться.

Я вспомнил, как мы с родителями ходили в ресторан грузинской кухни, выхватил взглядом знакомые блюда и быстро соорудил себе эдакое ассорти. Маринованная акация, шашлык, хачапури, острые бадриджани…

— Что я могу для тебя сделать, Артемий? — развел руками Гонгадзе.