Маска Красной Смерти

Мы взглянули на картину. Я не увидел в ней ничего необыкновенного, но впечатление, оказанное ею на Бэдло, было поразительно. Он почти лишился чувств, смотря на нее. А между тем это была всего только миниатюра, портрет – правда, удивительно исполненный, – изображавший его собственное, столь примечательное лицо. По крайней мере, так подумал я.

– Вы можете видеть, – сказал Темпльтон, – дату этой картины – вот здесь, еле заметно, в углу – 1780-й. В этом году был сделан портрет. Это мой умерший друг – мистер Олдэб, – с которым я находился в тесных дружеских отношениях в Калькутте в то время, когда там был правителем Уоррен Гастингс. Мне было тогда всего двадцать лет. Когда я в первый раз увидел вас, мистер Бэдло, в Саратоге, именно это чудесное сходство между вами и портретом побудило меня заговорить с вами, искать вашей дружбы и устроить все так, что в конце концов я стал вашим постоянным сотоварищем. К этому я был вынужден отчасти, а может быть, и главным образом, горестным воспоминанием об умершем, но отчасти также беспокойным и не вполне лишенным ужаса любопытством относительно вас самих.

Подробно описывая видение, представившееся вам среди холмов, вы самым точным образом описали индийский город Бенарес, находящийся на берегу Священной Реки. Мятеж, схватка и побоище были действительными событиями, сопровождавшими восстание Чайт-Синга, которое случилось в 1780 году, когда жизнь Гастингса подвергалась неминуемой опасности. Человек, спасшийся с помощью веревки из тюрбанов, был сам Чайт-Синг. Кучка людей, заключившихся в киоске, представляла из себя сипаев и британских офицеров, находившихся под предводительством Гастингса. Я также принадлежал к их числу и сделал все возможное, чтобы пре дупредить безрассудную и злополучную вылазку офицера, который пал в одной из заполненных толпою аллей, пораженный отравленною стрелой бенгалезца. Этот офицер был моим ближайшим другом. Это был Олдэб. Вы можете видеть это из записи (здесь говоривший вынул записную книжку, несколько страниц которой были, по-видимому, только что исписаны), в то самое время, как вы воображали себе все это среди холмов, здесь, дома, я заносил на бумагу все подробности события.

Приблизительно через неделю после этого разговора следующие строки появились в одной из шарлоттесвильских газет:

«Считаем своим прискорбным долгом известить о смерти мистера Августа Бэдло (Bedlo), джентльмена, чрезвычайная любезность которого, вместе с многими достоинствами, издавна возбудила к нему любовь среди жителей Шарлоттесвилля.

В течение нескольких лет мистер Бэдло страдал невралгией, которая нередко грозила принять роковой оборот. Но это должно быть рассматриваемо лишь как косвенная причина его смерти. Ближайшей причиной было нечто совершенно особенное. Во время прогулки среди Извилистых гор несколько дней тому назад он слегка простудился и получил лихорадку, сопровождавшуюся сильным приливом крови к голове. Чтобы облегчить страдания, доктор Темпльтон прибегнул к местному кровопусканию. Пиявки были приставлены к вискам. В страшно быстрый срок времени больной скончался, и тогда обнаружилось, что в банку с пиявками случайно попала одна из тех ядовитых червеобразных пиявок, которые время от времени попадаются в окрестных прудах. Она присосалась к небольшой артерии на правом виске. Ее крайнее сходство с врачебной пиявкой было причиной того, что ошибка была замечена слишком поздно.

NB. Ядовитую шарлоттесвильскую пиявку всегда можно отличить от врачебной по ее черноте и в особенности по ее извивающимся или червеобразным движениям, делающим ее чрезвычайно похожей на змею».

Я разговаривал с издателем упомянутой газеты по поводу этого замечательного случая, как вдруг мне пришло в голову спросить его, почему имя умершего было напечатано как Бэдло (Bedlo).

– Я думаю, – сказал я, – у вас есть основания для такого правописания, но мне всегда казалось, что на конце нужно писать e.

– Основания? О нет, – ответил он. – Это просто типографская ошибка. Все знают, что это имя пишется с e на конце, и никогда в жизни не слышал я, чтобы его писали иначе.

– В таком случае, – пробормотал я, повертываясь спиной, – в таком случае, действительно, истина страннее всякого вымысла – ибо, что же из себя представляет Бэдло без e, как не Олдэб, перевернутое наоборот? И этот человек говорит мне о типографской ошибке!

1843

Ангел необычайного Экстраваганца