Маска Красной Смерти

Я находился у подножья высокой горы и глядел вниз, на обширную равнину, по которой извивалась величественная река. На ее берегу стоял какой-то, как бы восточный, город, вроде тех, о которых мы читаем в арабских сказках, но по характеру своему еще более особенный, чем какой-либо из описанных там городов. Находясь высоко над уровнем города, я мог видеть с своего места каждый его уголок и каждый закоулок, точно они были начерчены на карте. Улицы представлялись бесчисленными, и пересекали одна другую неправильно, по всем направлениям, но они были скорее вьющимися аллеями, чем улицами, и буквально кишели жителями. Дома были безумно живописны. Повсюду была целая чаща балконов, веранд, минаретов, храмов и оконных углублений, украшенных фантастической резьбой. Базары были переполнены; богатые товары были выставлены на них во всей роскоши бесконечного разнообразия – шелки, кисея, ослепительнейшие ножи и кинжалы, великолепнейшие украшения и драгоценные камни. Наряду с этим со всех сторон виднелись знамена и паланкины, носилки со стройными женщинами, совершенно закутанными в покровы, слоны, покрытые пышными попонами, причудливые идолы, барабаны, хоругви и гонги, копья, серебряные и позолоченные палицы. И посреди толпы, и крика, и общего замешательства, и сумятицы – посреди миллиона черных и желтых людей, украшенных тюрбанами и одетых в длинные платья, людей с развевающимися бородами, – блуждало бесчисленное множество священных быков, разукрашенных лентами, меж тем как обширные легионы грязных, но священных обезьян, бормоча и оглашая воздух резкими криками, цеплялись по карнизам мечетей или повисали на минаретах и оконных углублениях. От людных улиц к берегам реки нисходили бесчисленные ряды ступеней, ведущих к купальням, между тем как речная вода, казалось, с трудом пробивала себе дорогу сквозь бесчисленное множество тяжко нагруженных кораблей, которые на всем протяжении загромождали ее поверхность. За пределами города, частыми величественными группами, росли пальмы и кокосовые деревья вместе с другими гигантскими и зачарованными деревьями, изобличавшими глубокий возраст; а там и сям виднелись – рисовое поле, покрытая тростником крестьянская хижина, прудок, пустынный храм, цыганский табор или одинокая стройная девушка, идущая с кувшином на голове к берегам великолепной реки.

Вы, конечно, скажете теперь, что все это я видел во сне. Но это не так. В том, что я видел, в том, что я слышал, в том, что я чувствовал, в том, что я думал, не было ни одной из тех особенностей, которые безусловно присущи сну. Все было строго и неразрывно связано в своих отдельных частях. Усомнившись сперва, действительно ли я не сплю, я сделал целый ряд проверок, и они меня убедили, что я действительно бодрствую. Когда кто-нибудь спит и во сне начинает подозревать, что он спит, подозрение всегда подтверждается

, и спящий пробуждается почти немедленно. Таким образом Новалис не ошибается, говоря, что «мы близки к пробуждению, когда нам снится, что мы видим сон». Если бы видение посетило меня так, как я его описываю, не возбуждая во мне подозрения, что это сон, тогда действительно это мог бы быть сон, но когда все случилось так, как это было, и у меня возникло подозрение, и я проверил себя, я поневоле должен отнести это видение к другим явлениям.

– Относительно этого я не уверен, что вы заблуждаетесь, – заметил доктор Темпльтон, – но продолжайте. Вы встали и спустились в город.