В моей голове мелькнула мысль, что я еще успею окрикнуть моряков с того гигантского старинного корабля, но было уже поздно, поздно...
Анни вскрикнула, когда корабли врезались друг в друга, а мне показалось, что при ударе корпуса о корпус мое тело перешвырнуло с мачты «Ейдолона» на мачту неизвестного судна. В первый момент я был совершенно уверен, что столкновение произошло в материальном мире. И лишь потом я осознал, что «Ейдолон» прошел через корабль-призрак как сквозь облако — и столкновение носило совсем иной, нематериальный характер...
Левой рукой я вцепился в канат старинного судна. Одной ногой я прочно стоял на перекладине его мачты. Моя правая рука все еще сжимала нож, которым я собирался разрезать спутавшийся канат на «Ейдолоне». Два корабля быстро расходились.
У меня возникло ощущение, что я еще успею перепрыгнуть обратно на мачту «Ейдолона»... Куда там — это было бы самоубийством! Я сунул нож за пояс — пригодится! — и покрепче обнял мачту чужого корабля. Потрясенный происшедшим, я очумело озирался. Но ни чужой корабль, ни стремительно удалявшийся «Ейдолон» не были повреждены. Прошло совсем немного времени, и «Ейдолон» скрылся из виду.
Я стал медленно спускаться по перекладинам мачты к раскачивающимся над палубой фонарям. Паруса вокруг надувались ветром и оглушительно звенели под ударами шквала — признаюсь, этот грохот хоть и был страшен, но была в нем и упоительная музыка.
Первое, на что я обратил внимание, оказавшись внизу, было почти полное отсутствие качки. Когда я сидел верхом на мачте, мне казалось, что корабль ходит ходуном, опасно раскачивается. Но на палубе я мог стоять, ни за что не держась. Да и сам грохот шторма здесь казался приглушенным. Не рев ветра, а тихий вой.
Я был совершенно уверен, что кто-нибудь из членов команды подбежит ко мне и осведомится, цел ли я, не нужна ли мне помощь.
Однако матросы совершенно проигнорировали мое появление! Они занимались своим делом — перетаскивали какие-то ящики с кормы на нос — и не обращали ни малейшего внимания на незнакомца, который спустился с мачты. На секунду мне это показалось вопиющим хамством. Но только на секунду.
Я стоял на пути одного немолодого матроса, тащившего на плече тяжелый, сложенный витками канат, и нарочно не отступил в сторону. Немолодой матрос одышливо кряхтел и покачивался под тяжестью ноши. Глядя мне прямо в глаза, он подошел вплотную ко мне — и обошел меня, будто я был колонной или большим мешком. Тогда я торопливо подошел к другому, тоже весьма пожилому матросу, который, стоя у левого борта, прилаживал отставшую планку планшира. Я помахал рукой прямо перед его глазами — никакой реакции. Весьма озадаченный, я стал перебегать от одного члена команды к другому. Все они, морщинистые, седые или лысые, выглядели стариками — ветхими и немощными.