Маска Локи

Как будто я смотрю на крутящийся вихрь — что ни секунда, то он другой. Чей план победит? Сумеет ли Анни осуществить задуманное? А ну как и фон Кемпелен не простодушный олух! Вдруг у него имеется секретная армия гомункулусов, которые в нужный момент этого октябрьского вечера объявятся, дабы склонить чашу весов в его сторону? Похоже, я один затесался в эти события без хорошо и заранее продуманного коварного плана!

Я вздохнул, поцеловал Анни и попросил:

— Расскажи мне побольше о месмеризме. Если мы способны концентрировать такие объемы энергии, наверное, есть способы как-то держать их под контролем.

— О, разумеется, — сказала она. — У нас должны быть инструменты такого контроля...

В ту ночь на воскресенье седьмого октября — да-да, именно в ту ночь, далеко за полночь, мы спустились в лабиринт подземелья арнхеймского дворца, дабы свершить долгожданное превращение свинца в золото.

С одной стороны подземной лаборатории толпились вооруженные головорезы Сибрайта Эллисона, с другой — телохранители Нечистой Троицы. Их было человек по сорок — уже по этому можно судить о размерах подвала. У каждого из охраны было или ружье, или несколько пистолетов за поясом. А холодного оружия — не счесть.

Я поежился, представив бой с применением огнестрельного оружия в этаком месте: сотни пуль рикошетируют от каменных стен! Одно слово, штатские, воображающие себя большими вояками... Заблаговременно, когда в лаборатории был только фон Кемпелен, занятый своим делом, я забежал и вырыл окопчик на случай беды — неглубокую яму за грудой свинцовых заготовок — и прикрыл ее брезентом. Ночью я старался держаться поближе от нее. Эти олухи и впрямь могут затеять перестрелку — тогда я схвачу Анни и нырну в окопчик.

Фон Кемпелен прилежно соединял шланги и трубы, ведущие от чана к чану, от емкости к емкости. Вся система замыкалась на кучу свинца. Анни восседала на сверкающем черном кресле — по-моему, оно было сделано из обработанных глыб обсидиана. На моей любимой было что-то вроде стеклянного шлема, затылком она упиралась в золотую полосу на высокой спинке, а в руках держала по длинному жезлу, которыми она могла касаться кучи свинцовых болванок.

Немецкий алхимик прошептал ей последние инструкции, затем кивнул Эллисону и прочим. Тут в помещении прекратились все разговоры. Установилось понятное психологическое напряжение. Я шагнул в сторону Анни и ощутил, как концентрируются вокруг нее месмерические силы, которыми она начинает манипулировать. Я замер. Тут вдруг задребезжал один из чанов. Невидимая и неизвестная сила, источаемая Анни, заставила звенеть и резонировать остальные емкости.

Казалось, что я слышу чудовищно высокий вой — и моя голова вдруг стала разламываться от боли. Напрасно я пробовал закрыть уши — это не помогало, хотя и остальные пытались заткнуть себе уши.

Затем омерзительный звук исчез, а в центре подвала в полумраке внезапно возникли и поплыли в воздухе едва различимые образы — какие-то диковинные рыбы по-над странными волнами... И вновь началась невидимая пульсация воздуха. Теперь воздух ходил густыми волнами — до того плотными, что на них, казалось, ничего не стоило опереться. Впрочем, после вчерашних тренировок вместе с Анни я менее испугался этого феномена, ощущая некоторую возможность контролировать его усилием своего сознания.

На какое-то мгновение вернулся одуряюще-высокий звук, затем пропал. Над чанами и котлами, а также над кучей свинцовых болванок замелькали многоцветные вспышки. Руки Анни побелели — с такой силой она сжимала два жезла.

Затем началась эта удивительная рябь. Человек, на которого я смотрел в тот момент, вдруг немного расплылся и стал раскачиваться, будто я видел его отражение на возмущенной глади озера. И остальные предметы утратили четкость контуров, заколебались. Казалось, ничто вокруг не изменилось — и все было не похоже на себя. Можно сказать, все предметы в подвале била мелкая-мелкая дрожь.

Цветные вспышки сменились ровным свечением — преимущественно золотисто-желтым. А зримая вибрация не прекращалась.

Я сделал еще один шажок в сторону Анни. Возле нее шла концентрация невидимого давления. Серые свинцовые болванки вдруг на мгновение полыхнули желтоватым вибрирующим цветом. Через секунду феномен повторился — теперь свинец окрасился отчетливо. Казалось, куча свинца меняет не только цвет, но и форму, съеживается по мере того, как золотое сияние усиливается, и расширяется, когда золотое сияние почти пропадает.

Я посмотрел на Эллисона. Он улыбался.

Частота вибрации увеличилась. Пульсация цвета свинцовых болванок — из серого в золотой, из золотого в серый — учащалась. Затем период желтизны стал удлиняться, а период, когда болванки оставались изжелта-серыми, стал сокращаться. Болванки начали будто попрыгивать, тереться друг от друга, некоторые свалились с кучи.

Я снова бросил взгляд на Эллисона. Мне почудилось, что он стоит объятый пламенем. Но сам он, похоже, этого не замечал.

И тут вибрация и пульсация разом прекратились. Я зрел слитки золота там, где недавно находилась куча свинца.

Казалось, все присутствующие разом ахнули.