Маска Локи

Кусок расплавленного стекла, большой и красный, словно спелый помидор. Но краснота эта — не холодная краснота влажной кожицы плода, а яростная краснота внутреннего жара. Из самой сердцевины стекла исходило желтое сияние — память об огне. Торвальд держал стекло на конце стальной трубки, округляя и сглаживая, прокатывая по обожженной деревянной форме. Простеганные металлической нитью рукавицы защищали от жара его руки, а на ногах, как рыцарские доспехи, блестели подвязанные кожаными ремнями металлические пластины.

После сотни поворотов в форме стекло остыло и почернело. Торвальд встал, приподняв стальную трубку, отодвинул обожженную форму, повернулся — едва не задев лицо Александры — и кинул стекло в печь. Стержень он повесил на скобу.

— Что вы хотите? — спросил Торвальд, осматривая ее придирчивым взглядом с головы до ног: прилипшая к телу белая блузка, широкий пояс, туго охвативший узкую талию, прямая черная юбка, обтягивающая бедра, колени...

— Вы выполняете частные заказы? — быстро спросила она.

— Смотря какие.

— И от чего это зависит?

— От того, интересно мне это или нет.

Один из этих, подумала Александра и призывно повела бедрами.

— Ну ладно, — сурово сказал он. — Что вы хотите?

Александра покопалась в сумке, висящей на плече, и вытащила конверт. Открыв клапан, она вытряхнула на стол содержимое, стараясь не касаться его пальцами.

Торвальд подвинулся ближе, взглянул на нее, словно спрашивая разрешения, и снял рукавицу. Рука оказалась на удивление белой. Взяв двумя пальцами один из выпавших обломков, он повернулся к свету, к открытой двери.

— Оникс. Или сардоникс, из красно окрашенных.

— Вы можете превратить его в стекло?

— Этого мало. Сколько в них? Карат пятнадцать-двадцать от силы. Или у вас есть еще?

— Это все, что я смогла... все, что у меня есть.

— Оставьте их себе на память.

— А не могли бы вы смешать их с другими... из чего вы делаете стекло?

— Конечно, ведь оникс просто разновидность кварца. Окись кремния. Почти то же самое, что стекло. Взять эти ваши два кусочка, добавить в расплав и — пфф! — дело сделано. Они даже окрасят его, ровно настолько, насколько я с ними поработаю. Но не сильно, не так хорошо, как хотелось бы.

— Прекрасно. Чем слабее, тем лучше. А еще лучше, чтобы окраски не было вообще. Просто чистое стекло.

— Тогда зачем что-то добавлять?

— Так надо. Это все, что я могу сказать вам. Ну, беретесь за заказ?

— Какой? Точнее!

— Стакан. Стакан для питья, с этими вплавленными кусочками — сардоникса, так, кажется, вы его назвали?

— Стакан... — Он поморщился. — Кубок? Бокал?

— Нет. Высокий стакан для воды. Прямые стенки, плоское дно.

— Ничего интересного. — Он повернулся к печи и взял стальную трубку.

— Я хорошо заплачу. Сотню, нет — тысячу долларов.

Его руки, приготовившиеся поднять трубку, снова опустились.

— Уйма денег.

— Эта вещь должна быть совершенной. Неотличимой от заводских стаканов.

— Своего рода игрушка? Для вечеринки богатеев?

— Точно! — Александра Вель одарила его широкой улыбкой, на сей раз искренней. — Приглашение на вечеринку.

Сура 1 КОРОНАЦИЯ

От сапог крестоносца разило лошадиным потом. Подол тяжелого шерстяного плаща был облеплен дорожной грязью, осыпавшейся с каждым его шагом на мраморные плиты. Деревенщина!

Но Алоис де Медок, Рыцарь Храма, магистр Антиохийский, раскрыл навстречу гостю объятия:

— Бертран дю Шамбор! Проделать такой путь! Вижу, ты так спешил, что даже не остановился почистить сапоги!

Он похлопал кузена по плечу и осторожно обнял его. В воздух поднялось облако пыли. Алоис чихнул.

Отпустив Бертрана, он оглядел его с головы до пят. Появились новые шрамы, явно нанесенные мечом: об этом можно было судить по характеру рубцов. Тяжелая проржавевшая кольчуга Бертрана была кое-где подновлена. Белая туника, украшенная прямым красным крестом, как у тамплиеров (вскоре он познакомится с их обычаями), была покрыта заплатами. Квадратные заплаты скрывали изношенные места, прямая штопка — следы кинжала. Но все же кольчуга сослужила службу хозяину: на белой ткани туники не было ни одного бурого пятна.

«Сберегла для меня», — подумал Алоис.

Как и его кузен, тамплиер носил белую тунику, но не из грубой шерсти, а из мягкой прохладной льняной ткани. Как и у Бертрана, у него был капюшон из стальных колец, только кольца эти были легкими, из тончайшей проволоки дамасской работы.

Алоис отступил на шаг и сделал знак стоявшему у входа сарацинскому мальчику. Одеяние слуги из тонкого льна, его сапожки из антилопьей кожи и тюрбан из чистого хлопка свидетельствовали о богатстве хозяина. Мальчик торопливо зашуршал метлой возле Бертрана.

Алоис пнул его:

— Воды и тряпок! Убери эту грязь из моих покоев! И зажги сандаловых палочек, дабы освежить воздух!

— Да, господин! — Мальчик выбежал.

— Итак, Бертран, чем могут служить тебе тамплиеры Антиохии?

— Епископ велел мне во искупление грехов совершить деяние на Святой земле. Но мне хотелось бы славы.

— Славы Господней, разумеется?