— Разумеется, кузен. В том-то все и дело. Чтобы доплыть до безопасной гавани... Путешествие оказалось слишком дорогим... А еще — банды язычников... Вот почему я потерял в пути почти все, что имел.
Алоис улыбнулся — мягко и вкрадчиво, похлопал кузена по плечу и усадил в кресло из ливанского кедра. «В конце концов, шерстяной плащ не такой уж грязный...»
— Сколько людей было у тебя вначале?
— Сорок рыцарей, яростных и неустрашимых, как берсеркеры.
— Обоз?
— Лошади, оружие, доспехи, провиант, вино, телеги для добычи. — Бертран усмехнулся. — Грумы и лакеи, повара и поварята да еще случайно подвернувшиеся девки.
— И что осталось?
Улыбка Бертрана угасла.
— Четверо рыцарей, шесть лошадей, одна телега. Девок мы отдали пиратам в обмен на собственные жизни.
— Ну что ж, кузен, Если я не ошибаюсь, ты все-таки сохранил меч и кольчугу. Ты можешь поступить на службу к Ги де Лу-зиньяну после того, как его коронуют в Иерусалиме. Или, если пожелаешь, можешь присоединиться к Рейнальду де Шатийону, нашему герцогу. Это принесет тебе славу.
— Но я обещал епископу Блуа совсем другое. Я должен сам продумать и осуществить эту битву, битву во славу Господа нашего Иисуса Христа!
— С четырьмя рыцарями, без должного снаряжения? Да, нелегко...
— Я думал, ты поможешь.
— Я? Каким образом?
— Одолжи мне рыцарей.
— Рыцарей Храма?
— Ты же здесь глава над всеми.
Алоис поджал губы.
— Все мы братья во Христе в нашем Ордене. Я всего лишь слежу за порядком в этой обители. Не более того.
— Но ты же можешь убедить своих братьев.
— Последовать за тобой?
— Да, во славу Господню.
— Конкретнее?
— Освободить Гроб Господень!
— Ха, ха. Мы, христиане, уже владеем Иерусалимом, кузен. Голгофа, Гроб Господень, храм Соломона... Что еще хотел бы ты освободить во искупление грехов?
— Ну, я...
— Послушай! Что у тебя есть ценного?
— Ну... Ничего... Только то, что при мне.
— А дома?
— Моя фамильная честь. Герб, более древний, чем герб Карла Великого. Доход с семидесяти тысяч акров превосходной земли, недалеко от Орлеана, пожалованный старым королем Филиппом в год его смерти.
— Ничего, что принадлежит тебе?
— Жена...
— Ничего действительно ценного?
— Земельное угодье.
— Сколько акров?
— Три тысячи.
— Чистое и без долгов?
— Оно досталось мне от отца.
— Ты готов предоставить их в качестве коллатераля?
— Коллат... чего? — переспросил рыцарь.
— Залога. Орден одолжит тебе денег, на которые ты наймешь рыцарей и купишь лошадей, оружие, провиант. В обмен ты пообещаешь вернуть долги с процентами.
— Грех стяжательства!
— Такова жизнь, кузен.
— И сколько я получу?
— Полагаю, Орден мог бы предложить тебе тридцать шесть тысяч пиастров. Это тысяча двести сирийских динаров.
— А это много?
— В пятьдесят раз больше, чем потребовали за убийцу сарацинского султана. Подумай об откупных, которые мы, тамплиеры, и другие ордена получили, когда Генрих Английский устранил Бекета, простого монаха. А тут — убийство султана!
— Значит, за эти динары можно купить людей, оружие и преданность?
— Все, что потребуется.
— А что будет с моей землей?
— После битвы ты выплатишь долг с процентами из захваченной добычи. Ну а если не выплатишь — твои земли во Франции перейдут к нам.
— Я верну долг.
— Не сомневаюсь. Так что твоим землям ничего не угрожает, верно?
— Надеюсь, не угрожает... Тебе, как христианину и рыцарю, достаточно моего слова?
— Мне, кузен, было бы достаточно. Но Великому Магистру нужна бумага. Видишь ли, я могу умереть, но залог и твой долг перед Орденом останутся.
— Понимаю.
— Вот и хорошо. Я велю писцам подготовить бумагу. Тебе останется только поставить подпись.
— И после этого я получу деньги?
— Ну, не сразу. Мы должны отправить гонца в Иерусалим, за благословением Жерара де Ридефора, Великого Магистра.
— Понятно. Это долго?
— До Иерусалима и обратно — неделя пути.
— И где же в этой гостеприимной стране я буду жить все это время?
— Что за вопрос? Разумеется, здесь. Ты будешь гостем Ордена.
— Благодарю тебя, .кузен. Теперь ты говоришь как истинный норманн.
Алоис де Медок улыбнулся:
— Ни о чем не беспокойся. Кстати, до обеда ты еще успеешь почистить сапоги.
...Стол в покоях Жерара де Ридефора, Великого Магистра Ордена тамплиеров, был семи локтей в длину и трех в ширину, но в огромных покоях, отведенных магистру в Иерусалимской крепости, казался не таким уж большим.
Сарацинские мастера украсили длинные боковины стола орнаментом из норманнских лиц: овал за овалом с широко раскрытыми глазами под коническими стальными шлемами; пышные усы над оскаленными зубами; уши — как ручки кувшинов, переплетающиеся от головы к голове.
Томас Амнет, взглянув на эту цепочку голов, сразу же угадал в ней карикатуру. «Господи Иисусе, — пробормотал он, — как же, должно быть, ненавидят нас эти несчастные! Нас, западных варваров, удерживающих их города силою оружия, верой в Бога-Плотника и силою древнего невидимого Бога».
— Что ты там колдуешь, Томас?
— А? Что вы сказали, магистр Жерар?
— Ты настолько углубился в изучение стола, что, похоже, даже не слушаешь меня.
— Я слушаю вас внимательно. Вы хотели знать, достоин ли Ги де Лузиньян короны.
— Выбирает Бог, Томас.