Маска одержимости: Начало

Потом, миссис Барнс. Она домработница и повар в одном лице. Миссис Барнс крупная, круглая бабища с длинными черными косами, ниспадающими вдоль спины. Как все равно тыквенные плети.

Лицо у нее круглое, тело круглое. Будто из тыкв сделана!

Впрочем, это я зря. Так-то она славная тетка. У нее душевная, дружеская улыбка, мягкий голос, а еще она сегодня утром дала мне лишнюю горку блинов, и это было здорово.

Однако недостаточно здорово — ибо этой холодной октябрьской ночью, за неделю до Хэллоуина, я пробирался вместе со своими сестренками по бескрайнему полю тыкв.

— Ух, как здорово! — воскликнула Долли. И сплясала импровизированный танец на мягкой, вязкой земле.

Тяжело иметь младшую сестру-бестолковку.

И еще тяжелее — иметь двух младших сестер-бестолковок.

Впрочем, обе они премиленькие — с этими их светлыми кудряшками, большими голубыми глазенками, вздернутыми носиками, ямочками на подбородках и заливистым хохотком.

Папа называет их лепрекончиками.

Лепреконы живут по легендам в Ирландии, откуда он родом. И он считает, что это комплимент. Но я смотрел передачу про лепреконов, и там говорилось, что это такие мелкие злыдни, которые вытворяют всяческие пакости.

Долли и Дэйл затеяли хоровод вокруг большой тыквы, распевая какую-то дебильную хэллоуинскую песенку. Дэйл ухватила меня за руку и попыталась втянуть в хоровод.

Только черта с два.

Давайте по чесноку. Мне на этом поле было крайне не по себе. В смысле, темнота там была — хоть глаз выколи, а змеевидные побеги вполне могли скрывать полчища самых настоящих змей. И всякой прочей нечисти.

Короче, поле было — хоть ужастик снимай.

Тем не менее, я обязан был демонстрировать мужество — из-за девчонок. Я ведь старший брат и это моя обязанность, верно?

Я вырвался от них и отступил на пару шагов. Толстые листья прошуршали по штанинам джинсов. От этого у меня по спине пробежал холодок.

А потом, в темноте, я вдруг увидел пару горящих зеленых глаз. Кошачьих глаз. Зевс снова увязался за нами.

Девчонки отплясывали вокруг большой тыквы все быстрее и быстрее, напевая тоненькими голосками:

— Джек, Джек, Джек-Фонарик,
Джек-Фонарик, о-жи-ви!
О-жи-ви! О-жи-ви!
Джек, Джек, Джек, Джек…

— «Оживи»? Вы что, издеваетесь? — крикнул я.

Они засмеялись.

— Где вы научились этой песенке? — спросил я.

— Сами сочинили, балда, — ответила Долли.

— Да, мы все время сочиняем песенки, — добавила Дэйл. — Почему бы тебе не поплясать с нами, Девин? Разве не классно танцевать в такой темноте?

— Ничего классного, — сказал я. — От слова совсем. Пойдемте домой. Холодно становится.

— Вовсе не холодно.

Ну вот, видели? Им как об стенку горох.

— Джек, Джек, Джек-Фонарик,
Джек-Фонарик, о-жи-ви!
О-жи-ви! О-жи-ви!
Джек, Джек, Джек, Джек…

— Хватит петь! — гаркнул я. От их дурацкой песенки меня мороз продирал по коже. Меня трясло. Действительно трясло.

Слушайте, я же городской парень. Я рос в Нью-Йорке. В смысле, первые семь лет жизни. Пока мы не переехали в Дэйтон, штат Огайо. Фермерство не по мне.

Я до сих пор не мог поверить, что папа снял в аренду эту треклятую тыквоферму. Но он в прошлом году лишился работы. И чего только не перепробовал за последнее время, пытаясь найти способ заработать деньги.

Так что я стараюсь не жаловаться. Разве что напоминаю ему, как сильно ненавижу это место — раз так по пять-десять на дню.

Сильный порыв ветра пронесся над полем. Деревья, росшие вдоль забора, сгибались и страшно стонали. Тыквенные листья шелестели у моих ног.

— Я… я в дом, — сказал я близняшкам. — Вы со мной?

Ответа я ждать не стал. Повернулся и рысцой припустил к дому, перепрыгивая через длинные тыквенные плети.

— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!

Я споткнулся о плеть.

Ухватиться было не за что. Остановить падение я не мог.

Падая, я успел заметить пару горящих кошачьих глаз, неотрывно наблюдающих за мною.

Грохнулся я знатно и звучно. Головой приложился обо что-то твердое. О тыкву? О камень?

От колен все тело прострелила резкая боль.

Все окутала чернота. Чернее ночного неба.

Мало-помалу я оклемался. С немалым трудом открыл глаза. В голове резвилась боль. Я чувствовал, как кровь стучит в висках.

— О-о-о-о-о-ох, — простонал я. Мотнул головой, пытаясь отделаться от боли.

— Ты в порядке?

— Девин, ты не ушибся?

Надо мной склонились сестренки, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

— Нет. Не в порядке, — ответил я. Я подал им руки, и они помогли мне сесть.

— А в чем дело? — спросила Долли.

— Вы что, не видели, что случилось?! — воскликнул я.

Они покачали головами.

— Ты споткнулся? — спросила Дэйл.

— Нет, — сказал я. — Разве вы не видели, как эта плеть двигалась? Вот та, — показал я. — Она двигалась. Она меня подсекла. Честное слово. Я видел, как она двигалась!

2

Девочки только посмеялись над этим. Они решили, что я шучу, но мне было не до шуток.

Вглядываясь в темноту, я готов был поклясться, что видел, как плети ползают по полю, извиваются, сплетаясь и расплетаясь, вытягиваются и скользят по земле.