Маскарад лжецов

При каждом новом фокусе Адела смеялась и по-детски хлопала в ладоши, да и остальные улыбались и вскрикивали от удивления. Только Жофре хранил молчание. Наверняка он вспоминал, как Зофиил заставил его держать заведомо проигрышное пари. Мы с Жофре знали, что Зофиилу ничего не стоило унизить музыканта перед всей честной компанией, напомнив об этой истории. Впрочем, сегодня Зофиил излучал обычно несвойственное ему благодушие и, кажется, не собирался упражняться в остроумии ни на чей счет. При каждом одобрительном возгласе он улыбался, а получив свою долю аплодисментов, низко склонился перед публикой.

— А теперь история, — приказал Осмонд, выжидательно посмотрев на Сигнуса. — Ни один рождественский пир не обходится без рассказчика.

— Нет, не Сигнус, — перебила Наригорм. — Пусть Адела расскажет. Сегодня она — королева пира, поэтому должна что-нибудь исполнить.

Адела замотала головой.

— Рассказчик у нас Сигнус. Да и не знаю я никаких историй!

— Расскажи нам, как вы с Осмондом влюбились друг в друга, — настаивала Наригорм.

Сигнус ободряюще улыбнулся Аделе.

— Давай же, Адела. Уверен, твоя романтическая история затмит любой мой рассказ!

— Не приставайте к ней, пусть отдохнет, — вмешался Осмонд.

— Неужели она так немощна, что и говорить не может? — фыркнул Зофиил. — Я не отказался бы услышать вашу историю. Что погнало вас в дорогу? Наверняка родители не одобрили вашей свадьбы и выгнали вас из дома.

Адела бросила отчаянный взгляд на мужа. Осмонд залился краской, хотя трудно было сказать — от гнева или смущения. Прикусив губу, Адела вздохнула и начала свой рассказ.

— Когда мне исполнилось четырнадцать, родители сосватали меня за Тараниса, человека богатого и влиятельного, но старше меня на двадцать лет. Он обходился со мной учтиво и любезно, но в холодных глазах и в том, как он обращался со слугами, я видела одну жестокость. Таранису не терпелось повести меня под венец, но я умолила родителей отложить свадьбу на год. Они согласились и уговорили жениха подождать, уповая на то, что я стану сговорчивее, но в остальном остались непреклонны — через год мне предстояло стать женой Тараниса. Каждый день, набирая воду из колодца, я видела свое отражение на поверхности глубоких темных вод — и с каждым днем тень моя становилась все бледнее и тоньше.

В ночь перед пятнадцатым днем рождения я видела сон. Незнакомец забрался в мое окно и лег рядом. Он был юн и силен; нежность и доброту излучали его глаза. Радостью своих очей, светом своей души, биением своего сердца называл меня юноша. Он коснулся меня — и растаяла я от нежности. Поцеловал меня в уста — и зажег огонь в моем сердце. И всю ночь не разжимали мы объятий. Поутру, при первом крике петуха, мой возлюбленный меня оставил. Я умоляла его вернуться, и он обещался, но никому не велел рассказывать про сон, иначе он будет навеки потерян для меня.

Следующие недели стали счастливейшими в моей жизни. Ночи я проводила в объятиях любимого, дни напролет мечтала о наступлении ночи. Теперь, заглядывая в колодец, я видела румянец на щеках и радостные искорки в глазах. Но тут моя кузина заподозрила неладное. Она видела, что я влюблена, и умоляла меня открыть ей свое сердце: «Чего ты боишься, глупая, почему не доверяешь мне?»

Меня распирало от желания поделиться с кем-нибудь своим счастьем, и вот, поддавшись на уговоры, я поведала о моем возлюбленном. Но кузина позавидовала мне и отправилась прямиком к Таранису. Вместе они замыслили злое: когда я заснула, кузина заперла окна и двери моей спальни.

В полночь я услышала голос Осмонда:

— Зачем ты закрыла окно? Больше я никогда не приду к тебе!

Я бросилась к окну и распахнула его настежь, но моего милого и след простыл. Когда на следующее утро я заглянула в колодец, то на поверхности ледяной воды увидела не свое отражение, а лицо Осмонда. Глаза его были открыты, но он не смотрел на меня.

Тогда я отправилась к старухе, которая разводила пчел и знала толк в заклинаниях, и спросила ее, как мне добраться до Осмонда.

— Он лежит на дне колодца, — отвечала старуха. — Еще жив, но час его близок. Таранис наслал на него порчу от кости мертвеца. Чем ближе подбирается порча, тем слабее становится твой милый. Не пройдет и трех дней, как он умрет.

— Скажи, как мне остановить порчу! — взмолилась я.

— Костью от кости. В полночь ступай на кладбище и добудь бедренную кость того самого мертвеца. Просверли в кости дыру и спускайся с нею на дно колодца.

Как ни терзал меня страх, я сделала, как она сказала. В полночь я отправилась на кладбище. Тени мелькали на фоне луны, голоса шептались в листьях тиса. Я не знала, в какой могиле лежит тот самый мертвец, но неожиданно услыхала плач: «Верни мне мою кость!» Я подкралась поближе и увидела скелет, по колено в земле, силящийся вылезти из могилы. Воспоминания об Осмонде придали мне сил. Я бросилась вперед и вырвала у мертвеца бедренную кость, но прыгнуть в глубокие темные воды колодца так и не решилась.