Маски Пиковой дамы

Наталья Петровна повелевала, «всеми признанная», семья и весь город «трепетал ее». Дядя поэта — Василий Львович — даже написал в 1819 году торжественные стихи к ее 78-летию. Высокомерная с равными, княгиня порой выказывала снисхождение тем, кто стоял ниже. Эта черта непонятна нашему современнику, а между тем она укладывалась в образ могущественного главы старинного рода — ведь «малые сии» просили о покровительстве, а оказывать покровительство было ее обязанностью.

Новое время несло новые представления. Например, «покровительство — позор». Такие люди, как Вигель — фактически приживалы, — тяготились великодушием знатных, видя в нем унижение. Ведь «ласка» связана с необходимостью терпеть капризы, эгоизм, не замечать, что к тебе относятся, как к любимой лошади или собаке. Таковы же и ощущения воспитанницы Лиза, о которой речь впереди.

Пушкин продолжал описание Старухи: «У себя принимала она весь город, наблюдая строгий этикет и не узнавая никого в лицо». Эта картина очень похожа на описание графа Федора Матвеевича Толстого: «В Петербурге… в Малой Морской, к ней ездил на поклонение в известные дни весь город, в день именин ее удостаивала посещением вся царская фамилия; княгиня принимала всех, за исключением государя императора, сидя и не трогаясь с места. Возле ее кресел стоял кто-нибудь из близких родственников и называл гостей, так как в последнее время княгиня плохо видела. Смотря по чину и знатности гостя, княгиня или наклоняла только голову или произносила несколько менее или более приветливых слов».

Странно, что подобные почести воспринимаются как личное чудачество богатой старухи-оригиналки. Что могло заставить августейшую семью являться к ней на поклон? Личное уважение? «Но всему же есть граница!» Перед нами очень могущественная дама. А не просто руина былого царствования. И Пушкин показал это, превратив старуху-графиню, не имевшую «злой души», в инфернальное существо, способное погубить Германна.

Племянник Пушкина Лев Николаевич Павлищев описал разговор, состоявшийся между его матерью Ольгой Сергеевной и поэтом в 1832 году, незадолго до отъезда семьи в Варшаву:

«Ограничиваясь тесным кружком знакомых, моя мать не находила никакого удовольствия посещать большой свет, до которого был, если так можно выразиться, падок брат ее Александр Сергеевич. Она как бы предчувствовала, что он сделается жертвой интриг и злословия этого света». Однажды накануне очередного бала она сказала ему: «Охота тебе, Саша, смотреть на бездушных пустомелей да переливать из пустого в порожнее?» Ведь участвуя в светских разговорах, Пушкин и сам злословил. «Охота принуждать к этому Наташу? Чего не видали? Вспомяни мое слово: к добру не поведет. Не по твоему карману, не по твоему уму. Враги там у тебя кругом да около. Рано или поздно тебе напакостят»[175].

Поэт принял эти слова в штыки, твердо уверенный не только в родовом праве занимать высокое место: «И я и моя жена знамениты, я — моим талантом, жена — красотою… хочу, чтобы все ценили нас по достоинству». Но и талант, и красота вызывают зависть. В данном случае жгучую, граничащую с желанием погубить.

Побывав на балу, Ольга Сергеевна написала длинную эпиграмму на всех присутствовавших. Что перекликалось со знаменитой пушкинской эпиграммой на гостей в Одессе 1824 года. По созвучию стихи Павлищевой близки к агитационной песне Бестужева («Петербургскую смесь / Собирают здесь…» — «Первый нож — / На бояр, на вельмож»), что говорит о знакомстве сестры поэта с этим источником.

Любопытно окончание эпиграммы, прямо отсылающее к «Пиковой даме»:

По стенам вокруг
Грозный ряд старух
Сидит жабами.

«Грозный ряд старух» всегда занят пересудами и выносит немилосердные вердикты, не заботясь о том, что толки могут кончиться и дуэлью, и гибелью. Пиковая дама — Старая ведьма — равносильна у Пушкина Смерти. Возможно, таковой силой он наделил «общее мнение».

«Роза, на которую веют холодные ветры»

Как мы помним, Голицыну уверенно наделяли едва ли не дружбой с казненной французской королевой Марией Антуанеттой, которая «обошлась» с русской путешественницей «очень ласково». Не менее важна в данном контексте и роза, выигранная Натальей Петровной в 1766 году в состязаниях на карусели. Прекрасная амазонка, как Диана-охотница, метко стреляла в цель и метала «жавелоты».

Портрет Марии Антуанетты с розой. Э. Л. Виже-Лебрён. 1783 г.

Портрет седой дамы с высокой прической. Н. Зедделер. 1790-е гг.

Роза ассоциировалась с Екатериной II: в ее сказке для внуков киргизская царевна Фелица помогает царевичу Хлору (великому князю Александру Павловичу) подняться на высокую гору и обрести Розу без шипов — Добродетель. Гора — аналог нравственного совершенствования. Добродетель труднодостижима, но венчает достойных.