— Доброе… — улыбнулась мне тётя Зоя и, обдёрнув на колени слегка задравшийся подол пёстренького платья, добавила: — Я быстренько эту грядку пройду и вам завтрак сделаю. А потом схожу к соседям за телефоном.
Когда мы завтракали (стол стоял у окна), Эрик первым заметил, что к дому приближается машина — чёрный джип. И так испугался, что немедленно будто выпал под стол. Тётя Зоя поразилась, но, поняв, что напугала мальчишку именно машина (да и я отпрянула — так, чтобы меня не было видно из окна), помолчав, спросила:
— А что это так-то? Вы не от них ли прячетесь?
— От них, — призналась я и попробовала перевести историю небесных птиц на язык, понятный для неё: — Родители Эрика развелись. Мальчик остался с матерью, потому что отец… обижал его. Но отец — вон тот, черноволосый, месяц назад украл Эрика. Ну… А я нечаянно влезла в эту историю и помогла мальчику уйти от него.
— У-у… Злыдень! — Кажется, тётя Зоя нисколько не сомневалась в моей наскоро выдуманной истории, именно глядя на спрятавшегося под столом мальчика с ошалелыми от страха глазами. — А ну-ка, тихонько выйдите в сени. Уж я вас спрячу — так спрячу!
Чуть не на четвереньках мы добрались до сеней, а потом тётя Зоя показала нам высокие мучные лари, встав на которые, я дотянулась до избяного венца, а затем втащила на чердак, который тётя Зоя назвала пОдлавкой, и Эрика. Мы осторожно проползли по старым стружкам, утеплявшим избу, к кирпичам печи и прислонились к ним. Только отдышались, как мальчик сунул руку в карман и вынул какой-то сверток. Размотал старое полотенце и разломил кусок пирога.
— Тётя Зоя дала, чтобы на подлавке не скучали, — шёпотом объяснил он.
Двенадцатая глава
Держа в руках по кусочку пирога, мы посидели, посидели, а потом — переглянулись и так же, на корточках, помогая себе руками, чтобы не упасть, перебрались к тому месту на чердаке, что возвышалось над окнами избы. Пока дошли, успели чихнуть пару раз, шикая друг на дружку из-за этого, но с носами ничего сделать не могли: стружки видимо, давно лежали здесь и были просто пропитаны пылью, кроме всего прочего, на чердаке было настолько сухо, что некоторые стружки превращались в труху, стоило только наступить на них… Добрались до места, пригляделись. Кроме обычного для деревенских изб вырезанного здесь сердечка, по обе стороны от него, чуть ниже, были ещё две узкие вертикальные прорези, к которым мы и приникли.
И сумасшедшая надежда: а вдруг мы ошиблись? И этот джип принадлежит не гиенам? И черноволосый человек, вышедший из машины, только похож (смотрели-то издалека!) на Дира — на отца мальчика?!
Оказывается, чёрный джип проехал немного дальше — буквально несколько метров, а потом снова остановился — на границе между домом тёти Зои и следующим. На этот раз ошибиться было невозможно. Из машины вышел именно Дир, злой и раздражённый, и заозирался, будто выискивая место для парковки. С другой стороны машины хлопнула дверца, появился второй приживала и приблизился к нему. Я узнала телохранителя Лены.
Низкие тучи бежали по небу, то затемняя его, то оставляя просветы. Примерно такое же состояние было, кажется, и у нас с Эриком. Мы то дышали свободней, то таили дыхание, будто точно были уверены: наше дыхание может выдать нас.
Лишь раз у меня заледенело всё тело, когда я услышала в двух шагах от себя шмыганье и шелестящий шёпот:
— А я не хочу… Не хочу…
Эрик плакал, глядя на отца с отчаянием.
Я шагнула к нему и пожала его ладонь.
— Я рядом. И я хочу вместе с тобой поехать к твоей маме! Я так сильно этого хочу! Я прямо вижу, как мы едем с тобой к твоей маме!
И снова прильнула к прорези.
Дир огляделся, а телохранитель, недовольно хмурясь, что-то бросил ему.
Ничего не понимая, я следила, как Дир опустил голову, расслабив плечи. Он постоял так немного — и вдруг подтянул брючины джинсов и встал на колени, прямо в траву, не поднимая головы… Я представила глаза изумлённой тёти Зои, наблюдающей это странное зрелище…
Телохранитель продолжал осматриваться, будто не замечая странных действий Дира. А тот ссутулился, сидя на коленях…
Хорошо, что, прежде чем спросить, задать логичный вопрос, что собирается сделать его отец, я успела обернуться к Эрику и остолбенела: мальчик не просто плакал, а рыдал, с трудом удерживаясь, чтобы не плакать вслух, для чего прикусил палец. На моё движение он вскинул голову и бросился ко мне уткнуться лицом в живот.
— Зачем?! Зачем он так со мной?!
Ужаснувшаяся из-за его отчаяния, которого не понимала, я обняла его и снова приникла к щели. Никакого соображения, что происходит, зато могла всё ещё наблюдать.
Сидящий на коленях Дир поднял голову. В лучах солнца сверкнули слёзы, бегущие по его лицу, а потом дымка колдовского марева покачалась в воздухе — и я оторопела: сквозь человеческую личину черноволосого я увидела не гиенью морду, а прекрасное лицо ангела! Небесная птица?! Но как?! Как такое может случиться?!
А потом зашевелились губы Дира. Не веря собственным глазам, я сумела считать с них некоторые слова: