Весь день — больше восьми часов — я убиралась. Вычистила туалет и ванну, а третий этаж буквально вылизала до блеска — даже самый чистоплотный человек не нашел бы к чему придраться. Покончив с уборкой, взялась за готовку ужина. Если слишком оригинальничать, Екода найдет еще больше поводов для недовольства. Так что, подумав хорошенько, из купленных утром продуктов я приготовила короккэ[75]
и суп кэнтин дзиру[76].Екода вернулся домой в восьмом часу. Едва усевшись за стол, он тут же заявил:
— Терпеть не могу конняку. И морковь.
Наглая ложь! — я едва сдержалась от того, чтобы не сказать это вслух. Ты ведь ел одэн[77]
и борщ, которые тебе готовила Манако! Еще и приговаривал: какая вкуснотища, и добавки просил. Правда, рис в суп добавил, заслужив неодобрительный взгляд Манако.Скучающе ковыряя короккэ, Екода вдруг буркнул:
— Сразу она вспомнилась…
Похоже, этими словами он решил взвинтить меня. Но мне только этого и надо было. Старательно маскируя интерес в голосе, я осторожно спросила:
— Она? Та женщина из Ниигаты, с которой ты жил пару лет назад? Помнится, вы познакомились с ней по переписке, как со мной, да?
Спрашивая, я выловила из его нетронутой тарелки с супом конняку и морковь. В нашей короткой переписке Екода как-то обмолвился, что ему уже приходилось жить с женщиной под одной крышей, так что мой вопрос прозвучал естественно.
— Ага. Она очень вкусно готовила, так вкусно, что я прямо вспомнил те времена, когда мать еще была здорова.
— Какая прекрасная женщина…
— А вот и нет! Вовсе нет! Она была уродиной. И жирной. Настоящая жирдяйка!
Екода по-жеребячьи прыснул, и у меня по спине пробежали мурашки — стало жутковато находиться рядом с ним. Хотя слова напоминали дразнилку младшеклассника, в глазах любителя аниме горела ненависть ко всему на свете.
Когда я росла, в моем окружении были злые мальчишки. Они с садистским удовольствием дергали девочек за волосы и строили всякие пакости. Я умела постоять за себя, поэтому меня не трогали. Однако я никак не могла понять, почему все игнорируют то, что они делают. Я пыталась обратиться к старшим с просьбой вмешаться или сама делала замечания хулиганам, но ничего не добилась. Вернее, добилась того, что меня начали избегать — причем, даже девочки, над которыми издевались. Мама объяснила: мальчики так делают, когда им нравится девочка, но они стесняются открыто это признать, мол, так всегда было. Но меня такое объяснение не устроило, и в итоге мне до того стали противны мальчишки, что я попросила перевести меня в школу для девочек.
Заговорив о Манако, Екода оживился так, что и не узнать. Размахивая руками, он продолжал свои откровения:
— Хоть она и была жирдяйка, было в ней что-то приятное — пожалуй, на троечку потянет. И кожа красивая — в общем, не совсем запущенный случай. Постепенно она даже начала мне нравиться. А главное — голос у нее был замечательный. Если у женщины приятный голосок — она выглядит намного привлекательнее…
«А у меня голос низковат», — подумала я.
Какое-то время Екода разглагольствовал о том, на голос какой из героинь аниме похож голос Манако, — сыпал незнакомыми мне именами. Рассеянно наблюдая за тем, как с треском ломается под зубцами вилки аппетитная корочка короккэ, я поняла, что ему вообще неважно, есть я рядом или нет.
— К тому же она так старалась мне угодить — явно неровно ко мне дышала.
Этот Екода не способен учиться на своих ошибках. Что бы с ним ни стряслось, никаких выводов он не сделает. Так и будет считать, что весь мир крутится вокруг него, а недостойные людишки только и ждут возможности ублажить его. Окажись я на его месте, я бы уж точно после истории с Манако завязала с сайтами знакомств и не пускала незнакомок к себе в дом.
— А ты ее любил? — прямо спросила я.
Екода мгновенно скорчил недовольную рожу. В детстве одноклассники частенько корчили мне такую. Может, мое худощавое тело отталкивает мужчин и напрочь отбивает в них всякое желание?
— Вы встречались?
Екода причмокнул губами, втягивая щеки.
— Нет, конечно! Ни за какие коврижки! Если б она в постель ко мне залезла — я бы ее вытолкал!
Наверняка даже Кадзии было сложно общаться с таким женоненавистником. Я изменила формулировку вопроса:
— А ведь вы были из одного города. Может, даже встречались там прежде… — Сказала и вперила в него внимательный взгляд, чтобы не пропустить ни малейшего изменения в выражении его лица.
— Кто его знает. Не помню.
Больше он ничего не сказал. Посчитал ли он меня подозрительной?
То, что Екода вообще никак не прокомментировал ужин, вызвало у меня новую волну раздражения. Еда вышла безупречной: хрустящие золотистые короккэ, внутри которых скрывалась приправленная сыром и карри горячая начинка. Что может быть лучше, когда ешь одну лапшу?
— Вкусно получилось?
Екода пробормотал что-то невнятное. Второй день я нахожусь здесь и не слышала от него ни одного слова похвалы или благодарности.
Я делаю то же, что и Манако… Но что-то все равно упускаю. Мне захотелось закричать ему в лицо: «Что еще тебе надо?! Чего недостает?!» Наша взаимная неприязнь становилась все очевиднее.