Маслобойка

"Эрих" начала Лидия.

"До тех пор пока я жив", сказал Эрих, игнорируя ее, "Бертон опасен. Он не даст мне ускользнуть ".

Тимми нахмурился, затем хмыкнул от удивления. А может от удовольствия.

"Что?", Сказал Эрих.

"Только то, что это работает и в обратную сторону", сказал Тимми, вставая. "Во всяком случае, я должен вернуться ".

"Вернуться?", спросил Эрих.

Тимми потер ладонями по бокам. "Город. Я должен вернуться в город. Бертон ждет меня ".

"Но ты же не собираешься сказать ему, где я?" спросил Эрих. Тимми начал смеяться и Лидия обняла его. Эрих перевел растерянный взгляд с одного на другого.

"Нет, я не собираюсь говорить ему, где ты находишься. Я взял у него кое что, что я должен вернуть. Не о чем беспокоиться ".

"Легко сказать," сказал Эрих, стыдясь скулящих ноток в голосе.

"Я оставлю тебе хорошую лодку," сказал Тимми, обращаясь во тьму.

"Ты вернешься?"спросила Лидия. Она не хотела думать об этом, потому что знала в своем сердце, в душе, везде , каков был ответ. Тимми улыбнулся ей в последний раз. Я беру свои слова обратно, подумала она. Убей его. Убей мальчишку. Убей всех остальных в этом мире. Стреляй младенцем в головы и танцуй на их телах. Любое злодеяние, любое зло оправдано, если оно оставит тебя со мной.

"Э", сказал Тимми. "Никогда не знаешь."

Темнота сомкнулась вокруг него, когда он ушел. Ее руки словно налились свинцом и вольфрамом. В животе ощущалась пустота и боль , как после выкидыша. И под этим слоем боли и ужаса, предательства и удовольствия,что она познала в своем горе, было что-то еще. Понадобилось время, чтобы признать в этом чувстве гордость, и даже тогда она не могла бы сказать, кем или почему она гордится. Она знала лишь, что так было.

Лодка плеснула по воде,унося ее почти-сына и почти-любовника от берега в последний раз. Ткань её жизни была соткана из потерь, и теперь, когда все они свершились, она видела, что все это, чтобы научить ее, как нести эту боль, как боксер кровавит суставы, чтобы сделать их сильными и нечувствительными . Вся ее жизнь была подготовкой к этому единственному невыносимому моменту.

"Дерьмо", сказал Эрих. "Там было только два ужина? А что я буду есть? "

Лидия взяла вилку, которая до этого принадлежала Тимми, сжала её в кулаке, как будто держала его за руку снова, в последний раз. Касаться того, чего он касался, потому что она никогда не коснется его. И вот вилка открыла её губы, ощутила мягкость её языка и покинула рот, унося его следы .

"Что случилось?", Сказал Эрих. "С тобой все в порядке?"

Я перестала быть в порядке, прежде чем вы родились, подумала она. Но она сказала: "Я хотела бы, чтобы ты кое-что сделал для меня."

* * *

На улицах Балтимора никто не заметил, как он проходит через них в этот последний раз. Более трех миллионов человек жили и дышали любили и теряли, надеялись и разочаровывались, этой ночью, так же, как и любой другой. Молодая женщина спешит домой после отбоя, назначенного ее отцом , стараясь скрыться от высокого человека. Она стоит на углу Южной и Ломбард с жидкими волосами и брюкам мокрыми до колен, бормоча на него ругательства и проклятья , которые говорят больше о ее собственном страхе и испуге, чем о том, что её отец когда-либо делал. Четверо сотрудников службы безопасности Стар Хеликс, без формы и не на работе, остановились у входа в итальянский ресторан, чтобы проверить одного гражданского . Ни один из них не мог бы сказать, что такого было в нем, что привлекло их внимание, и это просто значило , что они работают в состоянии повышенной готовности в течение многих дней . Гражданский ушел, думая о своих собственных делах, заботясь о себе, а они вошли внутрь здания , пропахшего луком и чесноком, и забыли о нем. Водитель автобуса остановился, запуская внутрь двух старых женщин, узколицего человека, и вежливого широкоплечего сотрудника. Автобусное движение входило в основной пакет услуг , и автобус следовал по определенному маршруту. Никто не платил, никто ничего не сказал, а водитель вернулся к просмотру развлекательного канала, как только автобус выехал обратно на проезжую часть.

По приближении к месту укрытия Оэстры, все стало меняться. Здесь было больше глаз, которые были настороже.

Тяжелая атмосфера катастрофы маслобойки приносила ощущение того, что погибель может наступить в любой момент в виде фургонов службы безопасности , грозного оружия и криков, призывающих держать руки на виду. Ничего подобного не произошло ни в этот день, ни раньше, но никто так до сих пор и не начал говорить свободно. Охранники, которые остановили Тимми были не те, которых он видел раньше, но их позиции на улице были те же самые. Они взяли пистолет, который дал ему Бертон, сканировали его на наличие отслеживающих устройств, огнестрельного оружия, взрывчатых веществ, химических веществ, и, когда они обнаружили, что он был чист,сообщили об этом по рации. Голос Oэстра в их наушниках был тоньше писка комара, но все также отлично узнаваемый. После этого они пропустили Тимми.