Это признавал сам Керенский, и это подтвердилось большим числом свидетельств. После этого вряд ли имело смысл утверждать, как это делал И. Минц и ряд близких ему историков, что «никакого масонства» в России не было. В своей книге «Масоны и революция» (М., 1990) А. Я. Аврех, например, заключал (с. 342): «Вывод о масонах как quantite negligeable (ничтожная величина) в предфевральских и постфевральских событиях 1917 г. останется неизменным. Чего не было — того не было. (Касаясь такого подхода, Н. Берберова замечала: «Минц писал о масонстве, которое то ли было, то ли нет, а если и было, то никакой роли не играло. Он тем не менее цитирует воспоминания И. В. Гессена, где бывший лидер кадетов, не масон, писал, что «масонство выродилось в общество взаимопомощи…» Справедливые слова. Но Минц их понимает так, что масонство вообще было явлением незначительным… всерьез принимая… утверждение (Кусковой. —
Да нет, было, это очевидно… Но, конечно, хотя Кускова и утверждала, что сетью лож была «покрыта вся Россия», реальный вес их был ограничен. Как показали дальнейшие события, Керенский и его сподвижники были сметены бурей событий и на сцену выступили реальные силы, совершившие Октябрьскую революцию.
Революция в России оказала гигантское влияние на весь мир, пробудила всеобщие надежды на избавление от системы эксплуатации, насилия, неравенства. Лозунги «свобода, равенство, братство» зазвучали на одной шестой части мира в своем новом значении. Вряд ли это могло оставить равнодушными и тех, кто помнил их начертанными на знаменах французской революции, поднятыми на баррикадах Парижской коммуны. Среди тех, кто потянулся к новым партиям, были и масоны. Многие, надо полагать, вполне искренне разделяли цели русской революции. Некоторые вступали в ряды коммунистических партий, надеясь не упустить возможности повлиять на движение.
Влияние масонов в социалистическом и профсоюзном движении, особенно стран Южной Европы, стало заметным.
Один из ветеранов Итальянской коммунистической партии Джузеппе Берти вспоминал, что в довоенной (перед первым мировым конфликтом) Италии трудно было стать лидером профсоюза, не будучи масоном. А когда в 1914 году на съезде социалистической партии было решено объявить несовместимым для социалистов пребывание в масонстве, в одном Неаполе из почти двухсот членов партии осталось не более тридцати![165]
Вопрос о «совместимости» встал и перед коммунистами. Его подняли перед Коминтерном французские и итальянские коммунисты. Руководство Французской компартии настаивало на том, что масонство и коммунизм близки и совместимы по установкам и что следует разрешить коммунистам состоять в ложах. Представитель Итальянской социалистической партии Грациадеи 29 июля 1920 года выступил на II конгрессе Коммунистического Интернационала против «двойной» принадлежности, которую предлагали представители из Франции. Он напомнил о принятом его партией в 1914 году на Анконском съезде решении о запрещении одновременного пребывания в двух организациях. «Через несколько месяцев вспыхнула война, — сказал Грациадеи. — Теперь мы вполне уверены, что без этого постановления наша партия никогда не смогла бы занять такой непримиримой позиции по отношению к войне. Во всяком случае, она раскололась бы в один из самых трудных моментов…».[166]
Грациадеи обратил внимание, что франкмасонство служит буржуазному строю как в национальном, так и в международном масштабе. Его влияние может быть еще более опасно ввиду того, что оно является тайной организацией.
«…Этот вопрос, — утверждал итальянский делегат, — не интересует русских, но имеет громадную важность в латинских странах, в Англии и Америке. Франкмасонство пользуется довольно большим влиянием в этих странах. Оно является политической организацией, стремящейся к завоеванию и удержанию власти; оно группирует промышленников, ученых, дельцов. Эта организация основывается на мировоззрении, резко противоречащем социалистическому, марксистскому мировоззрению. Франкмасоны пытаются затушевать различия между классами, прикрываясь абстрактным и формальным пониманием теоретических прав. Вдобавок, эта организация тайная… Товарищи, примыкающие к франкмасонству, могут нас контролировать, в то время как мы не имеем возможности контролировать их в их организации».[167]