Увы, она ошибалась. Ее больше всего вспоминают именно в связи с ее борьбой за сохранение Нижнего Манхэттена, а также с ее идеями о природе и функционировании городов, в том числе пониманием жизненно важной роли многообразия и общественных связей в образовании живой социально-экономической экологии города. В последние годы ее роль «одного из заметных мыслителей своего века» наконец признается не только специалистами по городскому планированию, но и в более широких кругах знатоков и интеллектуалов. К сожалению, именно с теми ее достижениями в области экономики, которыми она хотела запомниться, дело обстоит гораздо хуже: они почти не получили признания. Она написала несколько книг по экономике городов и экономике в целом, в которых в основном рассматривала вопросы роста и возникновения новых технологий.
Одним из лейтмотивов ее работ является мысль о том, что с макроэкономической точки зрения в роли основного двигателя экономического развития выступают не национальные государства, как обычно считает большинство экономистов классической школы, а города. В то время эта идея казалась радикальной и осталась практически не замеченной экономистами, тем более что Джейн формально не принадлежала к их клану. Разумеется, экономика страны тесно связана с экономической деятельностью городов, но, как и во всякой сложной адаптивной системе, целое оказывается бо́льшим, чем простая сумма его составляющих.
Почти пятьдесят лет спустя после того, как Джейн сформулировала свои гипотезы о первичной роли городов в национальной экономике, многие из тех, кто изучает города с самых разных точек зрения, приходят к тем или иным вариантам тех же выводов. Мы живем в эпоху урбаноцена, и в мировом масштабе оказывается, что судьбу планеты определяет судьба городов. Джейн осознала эту истину более пятидесяти лет назад, и лишь теперь некоторые специалисты начинают признавать ее необычайную прозорливость. Эту тему разрабатывают многие авторы, в том числе специалисты по городской экономике Эдвард Глейзер и Ричард Флорида, но решительнее и смелее всех выступал Бенджамин Барбер, опубликовавший книгу под провокационным названием «Если бы миром управляли мэры: Упадок государств и подъем городов»[113]
. Это говорит о растущем понимании того, что все самое важное происходит именно в городах, в которых проблемы приходится решать немедленно и в которых, по-видимому, работают системы управления – по меньшей мере по сравнению со все большей неработоспособностью национальных государств.3. Отступление: личные впечатления от города-сада и нового города
После Второй мировой войны, причинившей огромные разрушения и уничтожившей миллионы домов, лейбористское правительство Великобритании оказалось перед лицом гигантского жилищного кризиса. Поскольку поврежденные дома по большей части находились в рабочих районах, это существенно ускорило уже шедшие процессы «развития городов» и «расчистки трущоб», стоявшие на повестке дня еще до войны: идея города-сада Эбенезера Говарда была классическим примером идеологии именно такой программы. Однако к 1950–1960-м гг. предпочтительная модель нового жилья отошла от традиционной британской идеи отдельного дома для каждой семьи в сторону более экономичного строительства многоэтажных многоквартирных комплексов. Эти дома не пользовались безусловным успехом и породили многие из тех проблем, о которых мы говорили выше. Не далее как в 2007 г. Уилл Хаттон, оксфордский политический экономист и бывший главный редактор газеты Observer, отмечал:
По правде говоря, социальное жилье – это могила для живых. Отказаться от жилья нельзя, так как есть опасность никогда не получить другого, но остаться в нем значит оказаться узником гетто, как географического, так и духовного. ‹…› Социальные жилые комплексы должны быть менее отрезаны от остальных элементов экономики и общества.
В рамках этой послевоенной жилищной программы британское правительство запустило проект создания целой серии «новых городов», в которые должны были переехать жители разбомбленных бедных городских районов. Их проект вдохновлялся тогдашним пониманием идеи города-сада и предполагал новую жизнь для рабочего класса с жильем в сельской местности и работой на заводах, расположенных в отдельных анклавах. Первым из таких поселений стал город Стивенидж, выбранный в 1946 г. в качестве места сооружения «нового города», в котором я прожил почти год, в 1957–1958 гг. Поэтому у меня есть некоторое личное представление о том, на что похожа жизнь в городе-саде.