Массимо

Ее консильери наклонился и зашептал что-то на ухо.

Когда он закончил, она спросила меня:

― Ты хочешь сказать, что вы не убивали своих партнеров по бизнесу, с которыми работали 20 лет?

― Нет, мэм, не убивали.

― Это можно было бы понять, ― сказала она с фальшивым сочувствием. ― Твой брат ― недавно избранный Дон… Приходит новый режим, жаждущий расширить свои территории, даже за счет старых союзников… Кстати, прими мои соболезнования по поводу смерти отца.

При упоминании моего отца ее голос наполнился искренностью.

Я слегка поклонился.

― Спасибо, синьора. Но мы не предавали Агрелла. Скорее, они предали нас, сотрудничая с Меццасальма… который затем убил их всех.

― Угу. А этот сицилиец… он жив?

― Нет.

― И Агрелла тоже. Жаль, что все свидетели мертвы, не правда ли? ― сардонически спросила она.

Я старался не подать виду, что согласен с ней, но в то же время понимал, что это не лучшая ситуация для нашей семьи.

― Это… создает сложности, синьора.

Она разразилась смехом.

― Сложности! Да, это так. Так как же вы можете доказать, что не предавали Агрелла?

― Невозможно доказать, что ты чего-то не делал, синьора. Но…

― Это очень уклончивый ответ, синьор, ― прервала la Vedova. Затем она улыбнулась. ― Ты говоришь, как моя внучка.

Я слышал о Лучии Фиоретти.

Ничего хорошего, кроме того, что она была очень красива.

Но я должен был играть роль дипломата.

― Я уверен, что она ― очаровательная молодая леди, ― ответил я.

La Vedova фыркнула.

― Она негодница. Избалованная и думает, что все знает. Но она моя внучка. ― la Vedova подняла подбородок и посмотрела на меня из-под век. ― Так чего же ты надеешься добиться этой встречей, синьор Розолини?

― Как я уже сказал, восстановить контакт между нашими семьями.

― А может быть, подобраться достаточно близко и вонзить стилет мне в спину? ― сказала она вкрадчивым тоном.

Я бросил на нее встревоженный взгляд.

― Мы бы никогда так не поступили, синьора, уверяю вас.

― Я добилась своего положения в Cosa Nostra не тем, что принимала слова мафиози на веру, ― язвительно сказала она. ― Если ты пришел сюда только поздороваться, то считай, что контакт восстановлен. В противном случае…

Все шло не так, как я надеялся.

Пора доставать оружие.

― Мадам, ― сказал я, прерывая ее как можно мягче, ― не могли бы мы поговорить наедине?

― Чтобы ты мог вонзить стилет мне в грудь, синьор? Думаю, я откажусь.

Я посмотрел на ее консильери и на всех мужчин, окружавших ее на помосте. Я не доверял ни одному из них в том, что собирался сказать.

― У меня есть деликатная информация…

― Деликатная или не деликатная, но я доверяю своим людям свою жизнь. Все, что ты собираешься сказать мне, ты можешь сказать и при них.

Отлично.

Я взвесил то, что собирался сделать.

Интересно, одобрят ли это Никколо и Дарио…

К черту.

У меня не было другого выхода.

― У нас есть основания полагать, что мой дядя…

― Фаусто, ― перебила она меня с широкой улыбкой ― как будто они были старыми друзьями. ― Как он себя чувствует последнее время?

― Коварным, сеньора, ― мрачно ответил я.

― О? ― спросила она с легким удивлением.

― Мы считаем, что это он…

― Полагаете, что это он, ― перебила она.

Я нахмурился, не совсем понимая ее.

― …что?

― Неправильно говорить ― «мы считаем, что это был он», ― сказала она презрительно. ― Верно ― «мы полагаем, что это был он».

Я не мог в это поверить.

Я собирался сказать ей, что мой дядя был предателем и гадюкой.

А она вела себя как старая школьная учительница.

La Vedova продолжила свою лекцию.

― Точность речи ― это добродетель, синьор Розолини. Следи за этим, иначе тебя не будут воспринимать всерьез.

― Ну, я бы этого не хотел, синьора, ― мрачно ответил я.

Я ничего не мог с собой поделать.

По крайней мере, это было лишь 1 % от того, что сказал бы Адриано.

La Vedova подняла подбородок еще выше, глядя на меня.

― Ты действительно напоминаешь мне мою внучку. Она тоже язвительная. ― Затем la Vedova смягчилась. ― Итак… что именно, по твоему мнению, совершил ваш дядя?

― Фаусто вступил в сговор с сицилийцем по имени Меццасальма, чтобы убить семью Агрелла… а потом они попытались свалить это на нас с братьями.

Судя по выражению лица la Vedova, на этот раз я действительно ее шокировал.

Прежде чем она успела что-то сказать, ее консильери наклонился и что-то прошептал ей на ухо, прикрыв рот рукой.

Придя в себя, la Vedova сказала:

― Это довольно серьезное обвинение, синьор Розолини.

― Все еще хуже. Мы также считаем, что Фаусто виновен в смерти нашего отца.

Она уставилась на меня в недоумении.

― Его родной брат.

― Да.

― Он был консильери вашего отца в течение ― сколько это было ― двадцати лет?

― Двадцати пяти, мэм.

― И вы считаете его современным Клавдием?

Я совершенно не понимал, о чем она говорит.

― …что, мэм?

― Не ― что, а ― кто. Клавдий, дядя Гамлета ― это пьеса Шекспира. Клавдий убил своего брата-короля и украл его трон. Тебе действительно следует подтянуть классику, синьор Розолини.

Школьная учительница меня достала.

― Может быть после того, как мы остановим кипение в этом конкретном котле, синьора.