Массимо

Джотто был полон беспокойства за своего работодателя ― очевидно, напускного.

Но он хорошо держал себя в руках, сначала посмотрев на лежащие на полу трупы, а затем с беспокойством взглянув на la Vedova.

― Синьора, я только что узнал! Это ужасно, просто ужасно! Вы в порядке?!

― О, теперь тебя это волнует, не так ли? ― прорычала она, затем жестом указала своим людям по обе стороны от Джотто. ― Держите его.

Двое приспешников схватили его за руки и завели их за спину.

Джотто закричал в недоумении:

― Синьора, зачем вы это делаете?! Я ничего не сделал! Я ни в чем не виноват, говорю вам!

La Vedova проигнорировала его протесты.

― На кого ты работаешь?

― На вас, синьора!

― Интересно, ― пробормотала она.

По правде говоря, даже я ему поверил. Я уже начал опасаться, что все неправильно понял.

La Vedova протянула руку к одному из телохранителей, стоявших рядом с ней. Тот вложил ей в ладонь свой пистолет.

И она направила его на Джотто.

― Скажи мне, на кого ты работаешь, ― сказала она холодным голосом.

― Синьора, я клянусь…

La Vedova вздохнула с досадой, слегка опустила пистолет…

БАХ!

Из правой коленной чашечки Джотто брызнула кровь.

Я от неожиданности отпрянул назад.

Господи, эта старая дева не шутит…

Крики Джотто эхом разнеслись по просторному залу.

Я не мог его винить. Старожилы рассказывали, что выстрел в колено ― одна из самых болезненных травм, которую можно получить.

Но la Vedova только начала.

― Я повторю вопрос еще раз, ― четко произнесла она. ― Следующий мой выстрел будет не в колено, а в яйца.

Это был первый раз, когда я услышал грубое слово из ее уст.

Но когда она пригрозила отстрелить ему яйца, это было леденяще ― потому что ты знал, что она говорит всерьез.

Все парни в зале вздрогнули от сочувствия ― особенно двое бандитов, удерживающих Джотто на месте.

― Кто заплатил тебе за то, что ты меня предал? ― спросила la Vedova.

На лице Джотто застыла маска боли. Он обильно потел, крупные капли стекали по его щекам.

А может быть, это были слезы.

― Синьора, пожалуйста… ― умолял он.

БАХ!

Все мужчины в зале вздрогнули.

Джотто вскрикнул и закрыл глаза.

Затем он открыл их, когда понял, что его фамильные драгоценности все еще целы.

― Промахнулась, ― проворчала la Vedova. ― На этот раз я буду целиться чуть выше.

Она подняла пистолет на два дюйма.

― Фаусто Розолини! ― закричал Джотто. ― Фаусто Розолини заплатил мне за это!

Мои внутренности скрутило, и кровь застыла.

Это было первое подтверждение ― первое реальное доказательство ― вероломства Фаусто.

Одно дело ― думать, что близкий человек предал тебя, но совсем другое ― знать это наверняка.

Какая-то часть тебя держится за крупицу надежды, что все это просто недоразумение, что, возможно, все это какая-то ужасная ошибка.

Но теперь моя последняя надежда исчезла, уничтоженная словами Джотто…

И холодная, ужасная уверенность в предательстве Фаусто сомкнулась вокруг моего сердца, как ледяной кулак.

Это был мой дядя.

Брат моего отца.

Человек, который в детстве качал меня на коленях.

Тот, кто давал мне конфеты из своего кармана…

Тот, кто утешал меня, когда умерла моя мать, а отец был слишком подавлен горем, чтобы говорить.

Мой дядя ― человек, которого я любил и на которого равнялся всю свою жизнь, пытался убить меня.

Не один, а несколько раз.

Нападение во Флоренции, когда я был с Алессандрой и Валентино.

Турок, вторгшийся в наш дом…

Меццасальма…

И вот теперь это нападение на la Vedova.

Фаусто был моей плотью и кровью.

И все же он заплатил незнакомцам за попытку лишить меня жизни.

У него даже не хватило смелости сделать это самому.

La Vedova, похоже, тоже была потрясена, хотя и не так сильно, как я.

Она опустила пистолет и спросила:

― Когда?

Теперь, когда он сломался, все силы покинули Джотто.

А может быть, la Vedova, опустившая пистолет, заставила его думать, что он вне опасности, если только скажет правду.

― Я брал у него деньги месяцами, ― всхлипывал он. Он опустил взгляд на трупы наемников в черной одежде. ― Но тут откуда ни возьмись позвонил Аурелио и потребовал, чтобы я впустил их.

А вот и доказательство вероломства Аурелио.

Но это было не так больно, как предательство Фаусто.

Отчасти потому, что я уже поверил в то, что Бьянка рассказала нам в кабинете…

А отчасти потому, что я всегда ненавидел своего кузена.

Аурелио был злобным, высокомерным ублюдком, и я презирал его с самого детства.

Теперь я начал сомневаться, насколько далеко яблоко упало от яблони.

― Это потому, что синьор Розолини пришел сюда сегодня? ― грубо спросила la Vedova.

Джотто кивнул.

― Да.

― Сколько?

― …Синьора?

― Сколько он заплатил за то, чтобы ты предал меня?

― Синьора, он поклялся мне, что они не причинят вам вреда ― они только хотели взять вас в плен…

― О, тогда это вовсе не предательство, ― сказала она с насмешливым сочувствием. Затем ее голос снова стал холодным, как сталь. ― Сколько.

Джотто вздрогнул.

― Миллион евро.

― Миллион, ― пробормотала она с отвращением. ― Это все, чего стоила твоя честь.